Рерик
Шрифт:
Боевых коней в поселении насчитывалось около полусотни, и в обычные дни мальчишек к ним не допускали. Ведь лошади были верными друзьями дружинников, поэтому воины очень ревностно относились к уходу за ними. Ездовых лошадей поляне практически не держали, потому что мало занимались земледелием, а на рыбалке или на ловах в лесу животные только обуза. Боевые кони большей частью находились в стойле, так как на днепровских кручах особо не разгуляешься. Их в основном держали для выездки, ведь каждый дружинник обязан был крепко держаться в седле. Поэтому купание коня в праздничную ночь для мальчишек было чрезвычайно радостным и волнующим событием. Хвала богам, взрослым в купальскую ночь было чем заняться…
Когда Сокол возвратился домой, дедко уже стряпал завтрак. Перед входом в жилище старого кобника были разложены стебли злой крапивы – чтобы никакая нечисть, в особенности ведьмы, не могла проникнуть в полуземлянку. Чтибор явно был очень доволен своим походом в лес. Оказалось, ему здорово повезло – он наткнулся на старый муравейник и заготовил приличное количество муравьиного масла, которое в купальскую ночь приобретало б'oльшие целительные свойства.
Конечно, и Сокол, и Бажен получили возле костра свою долю освященной пищи – немного каши, по одному яйцу, два блина и жбан кваса, – но что такое эта скудная еда для молодого организма, пребывавшего в постоянном движении? Поэтому мальчик с вожделением принюхивался к запахам жаркого, которое готовил дед. А старый Чтибор был весьма искусен в стряпне.
На сковороде скворчал большой кусок оленины, который принес кобнику один из молодых ловников рода третьего дня, чтобы кобник погадал ему в преддверии праздника Купалы на невесту. Так что мясо оказалось очень кстати, ведь в летний период поляне ели в основном пресные лепешки, кашу, рыбу, овощи и тюрю – квас, в который щедро крошили зеленый лук и хлеб…
Под конец сытной трапезы Сокол уже был совсем сонным. Он упал на свою постель и уснул сразу же – как убитый. Так может засыпать только молодость. Ему снились странные красочные сны, но они проносились мимо него так быстро, что он ничего из увиденного не запомнил.
Глава 3. Оборотень
В начале осени в селении поселилась тревога. В лесу и так хватало разной нечисти, а тут еще в нем объявился оборотень – волкодлак. Эту неприятную новость принесли не ловники, а, как ни странно, старый Чурило.
Он собирал на лесных полянах осенние ягоды да и придремал на пригорке, хорошо прогретом солнышком, которое все еще щедро сеяло на землю свои животворящие лучи. Проснулся Чурило – если верить его рассказу – когда начало темнеть, и поторопился в обратный путь. Тут-то все и случилось.
Едва Чурило добрался до небольшой лужайки, по которой протекал ручей (трава там всегда была сочной и зеленой, даже поздней осенью; от этого места до поселения рукой подать), как из зарослей выскочил огромный волчище и загрыз крупного еленя [21] , мигом разорвав его на куски. Самки, которые паслись на лужайке, едва не притоптали опешившего Чурилу, убегая от серого лохматого страшилища, убившего их господина и вожака стада.
Страж ворот был ни жив ни мертв. Он словно врос в землю, потому что ему не повиновались ни руки, ни ноги. Чуриле оставалось лишь в смертном ужасе наблюдать, как волчище жадно поглощает большие куски еленя, да так, что только хруст шел от разгрызаемых костей. Зубы у него были длиной в человеческий палец, поэтому кости он перемалывал, словно жернова ручной мельницы зерно.
21
Елень – древнеславянское название оленя.
Волчище уже съел половину еленьей туши, когда наконец заметил Чурилу. Обычно сытый зверь очень редко нападает на человека, только когда его потревожат, но этот волк явно был необычным. Видимо, он решил, что человек зарится на его добычу. Оставив недоеденную тушу, он начал медленно приближаться к старику. Как потом рассказывал Чурило, в глазах зверя полыхал красный огонь, шерсть на загривке встала торчком, а ощеренная пасть, из которой вытекала кровавая слюна, напоминала капкан, который мог раздробить ногу лесного тарпана. Эти небольшие лошадки были осторожны и пугливы, подобраться к ним на расстояние выстрела из лука не могли даже самые опытные ловники, поэтому на лесных тропах, протоптанных зверьем, приходилось ставить на них капканы. Мясо тарпанов было очень вкусным и питательным, чаще всего его вялили и брали в дальние походы.
Видя неминуемую гибель, Чурило опомнился и с юношеской прытью (где и сила взялась!) вскарабкался на высокое дерево, почти до самой его верхушки. Только там он заметил, что задние ноги зверя согнуты в коленях, как у человека, – вперед. Это был волкодлак!
Ни живой ни мертвый, страж ворот мертвой хваткой вцепился в древесный ствол, с ужасом дожидаясь смерти. Ведь, по словам бывалых людей, оборотни могли лазать по деревьям. Но волкодлак поначалу издал свирепый рык, а затем завыл, да так страшно, что по лесу словно пронесся сильный порыв ветра. Какое-то время он кровожадно глядел на Чурилу, а затем вернулся к своей добыче, одним махом вскинул ее на спину и был таков.
Бедный старик просидел на дереве всю ночь. Он боялся, что оборотень не ушел далеко, а подстерегает его в зарослях. Сняли его с дерева ловники, которые отправились на промысел с утра пораньше. Чурило нес совершеннейшую чушь, все подумали, что он сошел с ума. Старик ни в какую не хотел продолжить путь в одиночестве, поэтому ловникам пришлось сопровождать его до самого поселения. А когда страж ворот оклемался, рассказ Чурилы потряс воображение всех, кто захотел послушать о его ночном приключении. Еще бы – в лесу появился волкодлак!
Однако ловники лишь посмеялись, услышав его бредни. Они не боялись волкодлаков. Им хорошо было известно, что оборотня можно убить хладным железом – стрелой или копьем. Так чего пугаться почем зря? К тому же словам Чурилы, прослывшего болтуном, веры не было. Тем более что волчьих следов на лужайке они не обнаружили. А кровь из туши еленя (если она там была) смыло дождем.
Прошло несколько дней. Конечно же, никто всерьез не воспринял слова Чурилы, и походы в лес – за ягодами, грибами, за лекарственными травами и на ловы – продолжались. До той поры, пока в лесу не исчезла Матилада. Ее отсутствие в поселении заметили сразу же. А как не заметить, если ее скрипучий, склочный голос будоражил тишину поселения с раннего утра и до позднего вечера?
Первыми всполошились ее товарки – такие же любительницы почесать язык, как и Матилада. Они начали теребить кнеза – главу рода, чтобы тот выслал на ее поиски ловников. Поляне хорошо знали лес, могли превосходно в нем ориентироваться, но иногда случалось, что лесная нечисть путала тропы, заводила в такую глухомань, откуда было непросто выбраться, особенно вездесущим подросткам, которые совали свои любопытные носы куда не следует.
В лесу были запретные зоны, где творилась разная чертовщина; туда опасались заходить даже бывалые следопыты. Нечистая сила могла там принимать разные внешности. Она показывалась в обличье соседа или родственника, старика или невинного ребенка, женщины и даже двойника человека, которого угораздило зайти в местность, где довлело древнее заклятье, как утверждали волхвы. А еще нечисть иногда принимала образ целого войска, вихря, огненного столба или разных зверей. Во внешности нечистой силы всегда было что-нибудь необычное. Вроде бы человек, а на ногах копыта, зубы железные, на теле шерсть или волосы дыбом. Повернется задом, а спины нет, и все кишки наружу. Но чаще всего в местах неизвестной темной силы появлялся хромой заяц, с виду подранок, которого стрелы не брали. С каждым выстрелом он становился все больше и больше, мало того, зловредный оборотень хохотал и предлагал поцеловать себя в зад, грозил ловнику лапой, а иногда гнался за ним до самого поселения, где в конце концов с шумом исчезал в вихре, оставляя после себя зловоние или превращаясь в смолу.