Решальщики. Раскрутка
Шрифт:
— Когда вспомнишь, обязательно расскажи мне про него, ладно?
— Лучше не стоит. Вспоминать. Да и был ли, мальчик-то?..
Явно желая уйти от дальнейших расспросов, Русаков тушит сигарету и снова притягивает Аню к себе.
Пробивающийся сквозь неплотно задернутые шторы лучик света от дворового фонаря сейчас пробивает комнату насквозь, упираясь аккурат в висящую на стене фамильную саблю…
Из
Нюшка и Русаков ушли под руку и вдвоем… Проводив парочку изумленным взглядом, ресторатор Шепитько забористо матюгнулся и сказал:
— Не, ребята, никогда я этих баб не понимал.
— А сейчас? — мрачно спросил Петрухин.
— И сейчас ни рожна не понял. Здесь, в кабаке моем, такие бывают фемины — беда! По три высших образования, миллионные счета за бугром, заводы-газеты и все такое. Плюс, разумеется, внешность. Но ведь из-за какого-нибудь сопляка со смазливой рожей могут истерику закатить. Последнее — и снять, и отдать. Целку обратно заклеить, буфера силиконом накачать… Не, не пойму я баб!
— Вай-вай, беда с этим баб, — посочувствовал хозяину «Альфонса» господин Этибар-оглы Мамедов.
Дмитрий с деланым изумлением поворотился к нему:
— Ты еще здесь, янычар секонд-хендовый? А ну — брысь отсюда!
Мамедов пулей подорвался с места и с небывалым облегчением метнулся через общую залу на выход. Он так спешил, что в районе гардероба едва не сбил с ног степенно входящего Брюнета.
Рассыпаясь в цветистых восточных извинениях, Этибар-оглы счастливо улетучился, а Виктор Альбертович, продолжая ворчать, добрел до кабинета друзей.
Где так и застыл на пороге, удивленно осматриваясь.
— Не понял? А где?.. — В ответ на немой начальственный вопрос Купцов лишь виновато развел руками. — Хм… Похоже, всё самое интересное я пропустил?
— Есть такая буква в этом слове, Витя, — буркнул Петрухин.
— Но хотя бы водки мне здесь предложат?
— Само собой! Присаживайся, дорогой! — вскинулся Геннадий Юрьевич. Освободив почетное гостевое место, он отлучился, дабы лично сделать ВИП-заказ.
— Ну как там в Смольном? — дежурно поинтересовался Дмитрий, оттягивая доклад по «сабельной тематике».
— Да все как всегда: шаркуны, лизоблюды, пидорушки и прочие моромои. Ах да! Вы последние новости слышали?
— Не-а. А чего стряслось?
— Знакомую вам идиотку, госпожу Нарышкину, сегодня утром обратно на краже прихватили. В торговом центре «Родео-Драйв».
— Оп-па! Недолго музыка играла! — заржал Петрухин. — Как же это местные «особисты», злыдни эдакие, осмелились на святое руку поднять?
— Да, говорят, они там протупили и не сразу воткнулись, что за баба и с чем ее едят? А рядом, как на грех, журналюга тусовался, с «Фонтанки.ру». Этот сразу смекнул что к чему. Отзвонился в редакцию, ну и понеслось…
— С «Фонтанки»? Эти — да, эти могут. Там журы на всю голову отмороженные. За что, кстати, и ценю… М-да… А ведь у меня с того раза визиточка Нарышкина где-то оставалась. Надо будет разыскать и позвонить. Принести, так сказать, соболезнования.
— Тогда заодно расскажи ему, что аналогичный случай имел место с женой губернатора, — посоветовал Купцов.
— Это какого? — заинтересовался Брюнет. — Неужели старика Батурина?
— Нет. Это другой губернатор. Из Иркутска образца второй половины девятнадцатого века.
— А это, господа, уже не секонд. Это уже антиквариат, — копируя русаковские нотки, болезненно припомнил Петрухин.
Брюнет подобной иронии, ясное дело, не понял, а потому уточнил:
— Так что там за антикварная история?
— А история гласит, что у тогдашнего губера тоже была жена-клептоманка. И по этой причине во время походов по магазинам и лавкам ее всегда сопровождал специально обученный солдат.
— Чтобы по рукам бил, что ли?
— Нет. Просто он запоминал, какие супермаркеты… или что там у них тогда было?.. посещала вороватая первая леди, заходил туда позжее и расплачивался с владельцами за похищенное из специального губернаторского фонда.
— О как? Прикольно. Кстати, я бы на их месте подкручивал счетчик.
— Думается мне, именно так они и поступали.
— Толково.
Возвратился Геннадий Юрьевич в сопровождении очаровательной официанточки, которая сноровисто заменила приборы и, водрузив в центр стола запотевший графинчик, удалилась за горячим.
Явно истосковавшийся по выпивке Брюнет тут же взялся банковать:
— Ладно, хлопцы, давайте-ка накатим! Вот только… Я так и не понял: за что мы все-таки пьем? За победу или поражение?
— А хрен его знает! — пожал плечами Петрухин. — Можно и так повернуть, а можно и эдак. Диалектика, блин.
— Ну тогда ограничимся нейтральным — за любовь!
Мужчины шумно чокнулись, выпили, потянулись за закусками.
— И все-таки — удивительная женщина! — вырвалось у Купцова тяготившее подсознательное.
— Ты о ком? — уже чутка пьяновато уточнил Дмитрий.
— Об Анне… о ком же еще?
— Может, и удивительная, но дура, доложу я тебе, редкостная.
Леонид не стал с ним спорить, понимая, что это бессмысленно. Тем более что с общепринятой точки зрения Петрухин был прав.
— Есть такие бабы, — авторитетно заявил Брюнет, продолжавший пребывать в неведении относительно финала «сабельной истории».
— Какие? «Такие»?
— Которым всласть лишь те мужики, что об них ноги вытирают. Вот у меня тоже была подобная военно-морская история. В Москве. Лет эдак десять назад. Короче, перегоняли, помнится, мы в столицу две фуры с паленым «Абсолютом»…
Чуть ли не ежеминутно обновляя рюмки, решительно настроенный обогнать (а то и — перегнать) собутыльников Виктор Альбертович, с азартом и взахлеб продолжал рассказывать свою поучительную лав-стори. Внимая ему, мужчины, гомоня и перебивая друг друга, отпускали сальные шуточки-комментарии, поддакивали, похохатывали.