Решающий шаг
Шрифт:
Пока добились связи по прямому проводу с председателем Совнаркома, прошло еще около часу. Полторацкий передал в Ташкент о тяжелом положении в Закаспии и о своих распоряжениях по концентрации советских сил в Байрам-Али. Председатель Совнаркома сообщил, что в Ташкенте осталось очень немного красногвардейцев, а части Красной Армии только формируются, но предложил использовать сводный Московский полк. Этот полк направлялся по Закаспийской железной дороге через Чарджоу, Ашхабад и Красноводск во внутреннюю Россию. Полторацкому предписывалось задержать его, как только он прибудет в Байрам-Али, и бросить на подавление белогвардейского мятежа в Туркмении. Полторацкий был не очень доволен таким решением и не удержался от того, чтобы не упрекнуть председателя Совнаркома в том, что он недооценивает всей серьезности положения, угрозы самому Ташкенту. Председатель ответил, что Полторацкий недостаточно осведомлен о положении Туркестана, и предложил ознакомиться с телеграммой, посланной в этот день Ленину. На телеграфной ленте появились слова:
«Туркестанская республика в когтях врага. Действуют фронты: Оренбургский, Ашхабадский, Верненский.. Действия англичан активизируются... Недостает снарядов, оружия... Положение отчаянное...»
Не успел телеграфист закончить прием телеграммы, как телеграфная дрогнула от орудийного выстрела. Это бронепоезд белых дал знать о своем прибытии. Задерживаться нельзя было больше ни минуты. Приказав телеграфисту отстукать в Ташкент последнее сообщение о подходе белых. Полторацкий бросился из телеграфной к своему коню, стоявшему у коновязи. Но, выбежав из помещения, он сразу наткнулся на группу бежавших по перрону белогвардейцев. Его схватили и обезоружили.
Начинало светать. Весь привокзальный район был охвачен перестрелкой. Перрон, по которому еще за час до этого прогуливались Полторацкий и Тыжденко, наполнялся группами вооруженных белогвардейцев. Идя в сопровождении своих конвоиров, Полторацкий заботился лишь о том, как бы Тыжденко не вздумал выручать его.
А Тыжденко в этот момент был совсем неподалеку. Отстреливаясь от наступавших дозоров белых, он успел погрузить в эшелон, стоявший под парами на товарной станции, вывезенное со склада оружие и кое-какие ценности и приказал своим красногвардейцам отступать на Байрам-Али. Сам он остался, чтобы идти на телеграф за Полторацким. Хотел было взять с собой двух красногвардейцев, но в последний момент отказался от этого намерения: «Зачем? Одному легче пробраться, да и каждый боец на счету».
Но и одному пробраться на телеграф оказалось нелегко. Везде и всюду он натыкался на белогвардейцев. Приходилось то и дело прятаться за глинобитные стены, в арыках, садах. Когда он добрался до телеграфа, помещение уже было занято белогвардейцами. Из раскрытых окон долетел разговор:
— Чей это конь?
— Да тут задержали одного большевика. Оказался чрезвычайным комиссаром из Ташкента.
— Ну и куда ж его?
— Куда?.. Или в тюрьму, или сразу к стенке.
Алеша похолодел. Что ж теперь делать? Скакать в Байрам-Али? Нет, это невозможно. Как покажется он на глаза Чернышову, делегатам?.. Вспомнилось прощание с Полторацким на перроне; его горячие слова о преданности партийному делу, казалось, еще звучали в ушах. «Но как же помочь ему? Ведь он — в тюрьме!..И вдруг он вспомнил, что начальник марыйской тюрьмы — его старый знакомый. Когда Тыжденко служил в охране ашхабадской тюрьмы, тот был там старшим надзирателем. Это был человек довольно прямой, служака, хотя и не чуждый корысти. Алеша решил рискнуть.
Весь день он провел в полуразрушенном доме вблизи вокзала, обдумывая планы и способы спасения Полторацкого. Немного поспал. А вечером, спрятав свое оружие, пробрался к тюрьме и, заявив постовым, что должен видеть начальника по срочному делу, смело вошел в канцелярию.
Увидев Тыжденко, начальник тюрьмы вытаращил глаза: перед ним стоял комиссар красногвардейского отря-да, теперь, когда власть перешла в руки белых, свободно разгуливающий по городу.
Алеша опередил его вопрос:
— Я с повинной... Хочешь — помоги мне, не хочешь — губи.
— В чем дело? — спросил начальник тюрьмы. — Чем помочь?
— Я не ушел с большевиками, понадеялся на тебя. Если явлюсь в штаб, мне не поверят, если же и поверят, пошлют на фронт. А воевать надоело, — я пока не хочу умирать. По старой дружбе устрой меня тут на какую-нибудь должностенку.
Видя, что начальник колеблется, Алеша добавил:
— Свой наган и винтовку я спрятал тут неподалеку. Если хочешь, возьми их. Больше мне пока отблагодарить тебя нечем.
Наган и винтовка — это было не так уж мало. Кругом торговали оружием в открытую и за огнестрельное оружие платили неплохие деньги. Тем не менее начальник нерешительно промямлил:
— Ладно, подумаю. Через несколько дней зайди.
— Мне вот сейчас деться некуда, — настаивал Тыжденко. — Назначь меня хоть подметальщиком или воду носить, только помоги.
Начальник тюрьмы почесал в затылке, посопел носом и, наконец, согласился назначить Тыжденко коридорным надзирателем к одиночным камерам, где как раз не явился на ночное дежурство один из надзирателей. Объяснив, что пост в этом коридоре особо ответственный, так как там сидит арестованный утром комиссар Полторацкий, начальник тюрьмы предупредил, что Тыжденко будет отвечать головой, если что-нибудь случится.
Через полчаса, прицепив к поясному ремню револьвер, Алеша направился на ночное дежурство. С беззаботным видом, довольный неожиданной удачей, даже насвистывая что-то, спускался он по каменной лестнице в подвальный этаж, как вдруг заметил устремленный на него, злобный взгляд горбуна, стоявшего на слабо-освещенной лестничной площадке. Прошло немного больше суток, после того, как этого самого горбуна красногвардейцы Тыжденко доставили в тюрьму, а теперь он, видимо, получил свободу. Алеша торопливо сбежал с лестницы и исчез за дверью коридора.
Полторацкий сидел в одиночке. Военный штаб белых уже объявил ему о смертном приговоре, вынесенном в тот же день. До казни оставались считанные часы. Полторацкий думал о своей жизни. Перед мысленным взором его прошли детство, юность, зрелые годы, когда он работал наборщиком типографии, боролся за лучшее будущее рабочего класса, а потом был подхвачен могучим вихрем революционных событий — побывал в Петрограде на съезде Советов, услышал Ленина, стал большевиком. И ему стало невыносимо тяжело от сознания, что поручение партии остается невыполненным, что в тот момент, когда над советским Туркестаном нависла такая страшная угроза, ему приходится уходить из жизни, почти ничего не сделав для организации отпора врагам. Ему хотелось хоть несколько слов написать перед смертью тем, кто должен жить и бороться за новый, прекрасный мир свободных людей и свободного труда... Обхватив голову руками, он сидел неподвижно на голом топчане, и мысли уносили его все дальше и дальше из мрачного каземата. И до исполнения приговора оставалось все меньше и меньше времени.
В двери тихонько щелкнул и открылся волчок. Полторацкий не двинулся с места, но вдруг услышал шепот:
— Товарищ комиссар!.. Товарищ комиссар!..
Он обернулся и, увидев знакомые горячие глаза Алеши, быстро подошел к двери. Тыжденко торопливо объяснил ему свое появление здесь, спросил, что делать, чтобы облегчить побег.
Полторацкий на минуту задумался. Алеша вспомнил, как некогда вот так же стоял и разговаривал через волчок с Артыком в коридоре ашхабадской тюрьмы. Артыка надо было успокаивать, ободрят Комиссар, видимо, не нуждался в этом. Ни тени беспокойства и страха в его лице Тыжденко не заметил.