Решительный и правый
Шрифт:
— Чего молчишь?
— Простите, спичек нет, — стараясь говорить спокойно, запоздало ответил Марантиди. Он вдруг сразу вспотел.
— Сейчас проверим, — с усмешкой сказал тот, что постарше. — Расстегни шубу, быстро!
Обшарив с профессиональной ловкостью карманы Марантиди, он сунул за пазуху туго набитый бумажник и золотой портсигар.
— Богато живешь. Покажи руки.
Марантиди, сняв перчатки, протянул перед собой руки, и грабитель содрал с его пальца впаявшийся в кожу перстень.
— А теперь шмоляй отсюда и благодари бога, что остался цел!..
Проводив взглядом
— Нэпман, сволочь. Пошли к Шмырю, что ли?
Но к Шмырю они в этот вечер не попали.
Полонский, которому было поручено не спускать глаз с Марантиди, поначалу растерялся, увидев эту сцену. «Грек никуда не денется, — вдруг сообразил он. — А эти...» И в тот момент, когда Марантиди скрылся за поворотом, Полонский рванулся вслед за бандитами.
Бандитов он настиг в самом конце переулка. Грабители, услышав быстрые твердые шаги, остановились. Чутье подсказало старшему, что надвигается опасность. Он прислонился к стволу акации, сунул руку в карман, нащупал деревянную рукоятку.
— Оставь нож, буду стрелять, — негромко сказал Полонский, и старший, услышав в его голосе знакомую властно-спокойную интонацию, не поворачивая головы, бросил напарнику:
— Чекисты!..
Он смерил глазами расстояние и, помедлив, вытащил руку:
— Ладно, не играй пушкой, я смерти не ищу.
Напарник, желая незаметно убежать, отступил за дерево, но Полонский быстро зашел сбоку.
— Не трожь, убью! — вдруг крикнул парень высоким плачущим голосом и, выбросив руку с ножом, метнулся к Полонскому. Заученным приемом, который он перенял у Бурда, Полонский выбил нож, сильно рванул и выкрутил кисть руки: парень оказался на земле.
— Псих, — хмуро усмехнулся старший. — Вставай, еще простудишься.
Наихудший вариант
В ходе операции крайне важно было выяснить связь вражеского подполья Юга с Центром страны, и в Ростов приехал Роман Александрович Пилляр, работающий под непосредственным руководством Дзержинского. Зявкин рассказал ему все, что знал о Невзорове.
— Мне кажется, для него участие в операции — возможность не просто реабилитировать себя, а найти свое место в жизни.
— Вы правильно сделали, что дали ему эту возможность... Случай, конечно, исключительный — бывший матерый враг в роли активного помощника ГПУ, — заметил Пилляр, — но исключительность в нашей работе вовсе не случайна. В целом мы довольны ходом операции. Что касается частностей, у меня есть несколько вопросов. Почему вы не установили, когда и кто завербовал Марантиди?
— Невзоров прямо этого вопроса не ставил, боялся его насторожить. Сам Марантиди пока отделывается общими фразами.
— Надо создать такую обстановку, чтобы он назвал хозяев, именно он сам. Как Марантиди поведет себя на следствии, это еще бабушка надвое гадала. Агенты тайных разведок боятся своих хозяев. Вы помните Коломатиано, который проходил по делу Локкарта? Когда у него в трости нашли список завербованных — казалось бы, уж ясное дело, крутить нечего, — он заявил, что эти люди оказывают ему коммерческие услуги, а номера им присвоены потому, что так легче вести денежные расчеты. Изворачивался
— Начальник архивного отдела сегодня же займется этим... Чего греха таить, — сказал Зявкин твердым голосом, лишенным интонации кающегося перед старшим начальником работника, — упущений больше, чем нужно. До сих пор еле успевали отбиваться от открытых врагов — белогвардейские восстания, бандитизм. Сами были и разведкой и пехотой.
— Знаем, Федор Михайлович, потому и не взыскиваем. Но сейчас работа чекистов приобретает новое качество. Мы вступаем — уже вступили — в мирную жизнь. В перспективе открытые выступления мало реальны. Враги будут делать ставку на тайную агентуру. Наши сегодняшние, даже незначительные, просчеты могут обернуться в будущем непоправимыми бедами.
Зазвонил телефон, Зявкин снял трубку, немного послушал и коротко сказал: «Хорошо, детали потом».
— Это Бурд. Докладывает, что Марантиди был в милиции, забрал портсигар и бумажник. С шифровки мы сняли копию, она может пригодиться не только как улика. Когда мы возьмем Ушакова-Сокольского и новочеркасское подполье будет разгромлено, Невзоров обвинит в провале Марантиди. Это снимет с него подозрение.
— Отличная мысль! — Пилляр посмотрел на Зявкина сразу потеплевшими глазами. — Отличная мысль! — с удовольствием повторил он. — Невзорова нужно беречь для будущего. Вы поняли главное — задача разгрома контрреволюционного подполья уже не очерчивает рамок операции. Необходимо превратить «фирму Марантиди» в долговременную ловушку для белогвардейских эмиссаров и агентов иностранных разведок.
Марантиди хмуро смотрел в окно, поглаживая пальцами левую щеку; в последние месяцы он стал сутулиться, в движениях его грузного тела появилась какая-то неуверенность, жирные, тщательно зачесанные назад волосы поредели.
«Сдает милейший Аршак Григорьевич», — подумал Невзоров; он сидел в кресле, глубоко затягиваясь папиросой и искоса поглядывая на Марантиди.
— Да, глупейшая история, — вздохнул грек. — Конечно, мне следовало быть осторожнее — в городе хозяйничают бандиты. Но я думаю, все это не будет иметь последствий.
— Не разделяю вашей уверенности, — раздраженно сказал Невзоров. — Ведь ваши вещи побывали в милиции.
— Ну и что, откуда им знать, что в бумажнике находилась шифровка!
— Не надо забывать о ГПУ. Вы исходите из того, что за вами не следят. А если это не так? Тогда есаулу Ушакову лучше не показываться в Ростове... История довольно неприятная, Аршак Григорьевич.
— Зачем же брать наихудший вариант? — неуверенно возразил Марантиди.
— Это мое правило. Оно не раз выручало меня... — Невзоров пожал плечами. — Вы меня несколько удивляете, Аршак Григорьевич.