Республика Шкид (сборник)
Шрифт:
Голос Косецкого от сырости глуховат. Он долго с увлечением рассказывает о фантастических дебошах, о любовных интрижках, о веселых студенческих попойках. Шкидцы слушают жадно и только изредка прерывают речь воспитателя возгласами восхищения:
– Вот это здорово!
– Ай да ребята!
Сумерки сгустились. Внизу зазвенел колокольчик.
– Тьфу, черт, уже спать! – ворчит Воробей.
Ребята зашевелились. Косецкий тоже нехотя поднялся. Сегодня он дежурил и должен
– Может, посидим еще? – нерешительно предложил Янкель, но халдей запротестовал:
– Нет, нет, ребята! Нельзя! Витя нагрянет, мне попадет! Идемте в спальню. Только дайте закурить перед сном.
Ребята достали махорку, и, пока Косецкий свертывал папиросу, они один за другим спускались вниз.
– Вы к нам заходите, в спальню побеседовать, когда младших уложите, – предложил Громоносцев.
– Хорошо, забегу.
Уже внизу, в спальне, ребята, укладываясь, гуторили между собой:
– Вот это парень!..
Последнее время Косецкий особенно близко сошелся со старшими. Они вместе курили, сплетничали про зава и его помощницу. Теперь ребята окончательно приняли в свою компанию свойского Косецкого и даже не считали его за воспитателя.
Ночь наступила быстро. Скоро стало совсем темно, а ребята еще лежали и тихо разговаривали. Косецкий, уложив малышей, пришел скоро, сел на одну из кроватей, закурил и стал делиться с ребятами планами своей будущей работы.
– Вы, ребята, со мной не пропадете. Мы будем работать дружно. Вот скоро я свяжусь с обсерваторией, так будем астрономию изучать.
– Бросьте! – лениво отмахнулся Японец.
– Что это бросьте? – удивился Косецкий.
– Да обсерваторию бросьте.
– Почему?
– Да все равно ничего не сделаете, только так, плешь наводите. Уж вы нам много чего обещали.
– Ну и что ж? Что обещал, то и сделаю! Я не такой, чтобы врать. Сказал – пойдем, и пойдем. Это же интересно. Будем звездное небо изучать, в телескопы посмотрим…
– Есть что-то хочется, – вдруг со вздохом проговорил все время молчавший Янкель и, почему-то понюхав воздух, спросил Косецкого:
– А вы хотите, Афанасий Владимирович?
– Чего?
– Да шамать!
– Шамать-то… шамать… – Косецкий замялся. – Признаться, ребятки, я здорово хочу шамать. А что? Почему это ты спросил? – обратился он к Янкелю, но тот улыбнулся и неопределенно изрек, обращаясь неизвестно к кому.
– И это жизнь! Хочешь угостить дорогого воспитателя плотным обедом – и нельзя.
– Почему? – оживился Косецкий.
– Собственно, угостить, пожалуй, можно… но… – робко пробормотал Японец.
– Но требуется некоторая ловкость рук и так далее, – закончил Янкель, глядя в потолок.
– Ах, вот в чем дело! – Косецкий понял. – А где же это?
– Что?
– Обед.
– Обед на кухне!
Потом вдруг все сразу оживились. Обступили плотной стеной Косецкого и наперебой посвящали его в свои планы.
– Поймите, остаются обеды… Марта их держит в духовой… Сегодня много осталось. Спальня сыта будет, и вы подкормитесь. Все равно до завтра прокиснет… А мы в два счета, только вы у дверей на стреме постойте…
Косецкий слушал, трусливо улыбаясь, потом захохотал и хлопнул по плечу Громоносцева.
– Ах, черти! Ну, валите, согласен!
– Вот это да! Я же говорил, – захлебывался Янкель от восторга, – я же говорил: вы не воспитатель, Афанасий Владимирович, а пройдоха первостатейный.
Налет проводили организованно. Цыган, Японец и Янкель на цыпочках пробрались на кухню, а Косецкий прошел по всем комнатам дачи и, вернувшись, легким свистом дал знать, что все спокойно.
Тотчас все трое уже мчались в спальню, кто со сковородкой, кто с котлом.
Ели вместе из одного котла и тихо пересмеивались.
– Хе-хе! С добрым утром, Марта Петровна! За ваше здоровье!
– Хороший суп! Солидно подсадили куфарочку нашу, – отдуваясь, проговорил Косецкий, а Воробышек, деловито оглядев посудину, изрек:
– Порций двенадцать слопали.
Нести котлы обратно не хотелось, и лениво развалившийся после сытного обеда Косецкий посоветовал:
– Швырните в окно, под откос.
Так и сделали.
Сытость располагает к рассуждениям, и вот Янкель, кувырнувшись на кровати, нежно пропел:
– Кто бы мог подумать, что вы такой милый человек, Афанасий Владимирович, а я-то, мерзавец, помню, хотел вам чернил в карман налить.
– Ну вот. Разве можно такие гадости делать своему воспитателю? – улыбнулся благодушно Косецкий, но Япончик захохотал.
– Да какой же вы воспитатель?
– А как же? А кто же?
– Ладно! Бросьте арапа заправлять!
Косецкий обиделся.
– Ты, Еонин, не забывайся. Если я с вами обращаюсь по-товарищески, то это еще не значит, что вы можете говорить все, что вздумается.
Теперь захохотала вся спальня.
– Хо-хо-хо!
– Бросьте вы, Афанасий Владимирович.
– Воспитатель! Ха-ха-ха!
– Вот жук-то!
А Япошка уже разошелся и, давясь от смеха, проговорил:
– Не лепи горбатого, Афоня. Да где же это видано, чтобы воспитатель на стреме стоял, пока воспитанники воруют картошку с кухни! Хо-хо-хо!