Республиканские коммандо. Тройной ноль

Трэвисс Карен

Она обернулась к Вэу.

— А ты смотришь на своих людей, как на сыновей?

— Конечно. Других у меня нет. Вот почему я делал их выживальщиками. Не думай, что я их не любил, лишь потому что я не баловал их, как детей.

— А на этом месте, — полным презрения голосом подхватил Скирата. — он начнет рассказывать тебе, что его отец выбил из него осик, и это сделало из него мужчину. И ему это никак не повредило, никак нет, сэр.

— Я потерял только троих из моего потока, Кэл. Мне это многое говорит о моих методах.

— Я

потерял четырнадцать. Будешь комментировать?

— Ты сделал своих мягкими. У них не было убийственной остроты.

— Нет, я всего лишь не зверил их, как ты это делал со своими, хат'уун.

Этейн шагнула между ними, разведя руки, обрывки старых разговоров начинали складываться вместе с пугающей ясностью. В глубине глотки стрилла послышалось рычание, и он соскользнул на пол, чтобы встать перед Вэу, защищая его.

Хорошо, что двери спален были закрыты.

— Пожалуйста, прекратите это. Мы не хотим, чтобы наши люди услышали вашу стычку прямо сейчас, не так ли? Как говорит Найнер — приберегите это для врага.

Скирата повернул голову, внезапно став настолько сосредоточенным, что она ощутила возмущение в Силе. Но это была не гневная реакция человека, которого задело нелестное замечание. Это была искренняя тоска. Он взглянул на Мирда, словно раздумывая не дать ли ему хорошего пинка, а потом, хромая, вышел на посадочную платформу.

— Не поступай так с ним. — сказала она Вэу. — Пожалуйста. Не надо.

Вэу просто пожал плечами и поднял тяжелого стрилла на руки, словно тот был щенком. Тот с обожанием лизнул его в лицо.

— Ты можешь драться холодным, как лед, или же можешь драться раскаленным докрасна. Кэл дерется раскаленным. Это его слабость.

— Ты говоришь в точности, как мой бывший учитель. — заметила Этейн и вышла на платформу вслед за Скиратой.

Воздушные трассы Корусканта протягивались над ними и под ними, создавая иллюзию бесконечности. Этейн оперлась на поручни ограждения, опустив голову на один уровень с головой Скираты. Она вгляделась в его лицо.

— Кэл, если ты хочешь, чтобы я что-то сделала насчет Вэу…

Он чуть покачал головой, все еще опустив глаза.

— Благодарю, ад'ика, но я сам могу разобраться с этой грудой осика.

— Никогда не позволяй провокатору манипулировать тобой.

Челюсть Скираты беззвучно пошевелилась.

— Я виноват.

— В чем?

— В том, что отправляю парней на смерть.

— Кэл, не обвиняй себя.

— Я взял кредитки, разве не так? Джанго свистнул, и я примчался. Я тренировал их с детства. Маленьких детей. Восемь, девять лет — ничего, кроме тренировок и боев. Ни прошлого, ни детства, ни будущего.

— Кэл…

— У них нет отпусков. Они не напиваются. Они не волочатся за женщинами. Мы их натаскиваем, латаем и кидаем их из боя в бой — ни выходных, ни отпуска, ни развлечений, а потом соскребаем их с поля боя и отправляем то, что осталось и может стоять, обратно на фронт.

— Но ты среди них. Ты дал

им наследие и семью.

— Я так же плох, как и Вэу.

— Не было бы там тебя — твое место занял бы кто-то другой, вроде него. Ты же подарил своим людям уважение и привязанность.

Скирата глубоко вздохнул и сложил руки, все еще упираясь локтями в ограждение балкона. Далеко внизу под ними проревел гудок спидера.

— Ты знаешь подробности? Тренировки под реальным огнем. В их обучении они начинаются с пяти лет. Это значит что я посылал десятилетних детей на смерть. И одиннадцатилетних, и двенадцатилетних и так далее, до тех пор пока они не стали мужчинами. Я потерял четверых из моего потока в несчастных случаях на тренировках, и некоторые из них погибли от моей руки, от моей винтовки, из-за моего желания максимально приблизиться к боевым условиям.

— Я слышала, что такое случается в любой армии.

— В таком случае задай мне вопрос. Почему я так и не сказал "ладно, хватит!"? У меня были нелестные мысли на ваш счет, ад'ика, насчет того, почему же ваша братия не отказалась руководить армией рабов. А потом я подумал — Кэл, ты хат'туун, ты же точно такой же, как она. Ты никогда не протестовал против этого.

— Твои солдаты тебя обожают.

Скирата закрыл глаза и на секунду крепко стиснул веки.

— Думаешь, мне от этого легче? Этот вонючий стрилл любит Вэу. В чудовищ всегда влюбляются — вопреки рассудку.

Этейн подумала — не стоит ли утешить его, осторожно повлияв на его разум, так, чтобы он не терзался виной. Но Скирата был человеком независимым, жесткого склада ума — достаточного, чтобы заметить влияние на его разум и отбить ее манипуляции. Если она предложит ему добровольно… нет, Скирата никогда не выберет такого легкого пути. У нее нет утешения, которое она могла бы ему предложить — такого, что не сделает все лишь хуже.

Это была часть его исключительной — и привлекающей — отваги. Первые ее впечатлением было — что его грубовато-добродушная манера держаться была всего лишь реакцией, вызванной смущением. Но Скирата совершенно не смущался своих чувств. У него было мужество для того, чтобы оставить открытым забрало. Наверное это и делало его настолько искусным в умении убивать: он мог любить так же твердо, как и сражаться.

"Сила, перестань напоминать мне. Двойственность. Знаю, знаю, что не может быть света без тьмы."

Ее душевные терзания сейчас неважны. Она несет ребенка Дармана. Она ждет-не дождется сказать ему и знает, что должна подождать.

— Ты любишь их, Кэл, а любовь всегда права.

— Да. люблю. — Его жесткое, морщинистое лицо было образцом пылкой искренности.

— Всех их. Я начал со ста четырьмя учениками, плюс мои Нулевые мальчики, а теперь у меня осталось девяносто коммандос. Говорят, что родители не должны пережить своих детей. Но я переживу их всех, и думаю, что это послужит мне достойным наказанием. Я был паршивым отцом.