Рестификатор Абрамова
Шрифт:
Annotation
Акимов Михаил Вячеславович
Акимов Михаил Вячеславович
Рестификатор Абрамова
Конкурс технического творчества близился к концу. Комиссия, с трудом сдерживая зевоту, завершала просмотр представленных приборов, делая, впрочем, вид, что всё это ужасно интересно. Большинство экспонатов год за годом переходило из конкурса в конкурс,
Наконец, они подошли к последнему участнику, и Лопатин с изумлением увидел, что это далеко не школьник и даже не пэтэушник, а уже пожилой мужчина лет пятидесяти. Держался он вполне уверенно, как будто участие в детско-юношеском конкурсе было вещью естественной. Заложив руки за спину, он с независимым видом ожидал приближения комиссии, время от времени гордо поглядывая на то, что было, по всей видимости, его изобретением.
Выглядело оно так, словно средних размеров лягушку сначала до одури чем-то напугали, затем - уже в таком виде - раз в двадцать увеличили в размерах, и то, что получилось, покрасили первой попавшейся под руки краской какого-то грязно-серого цвета.
– Н-да, дизайнчик-то у него ... того, - сказал Лопатин.
Он был самым молодым в жюри технического конкурса и жутко по этому поводу комплексовал. Ему всё казалось, что остальные члены жюри его затирают: не дают высказаться, не прислушиваются к его мнению, и потому старался всех опередить.
– "Рестификатор Абрамова", - прочитал он табличку и, обратившись к изобретателю, спросил: - Простите, а что такое рестификатор?
– Не знаю, - пожал плечами тот, - просто слово понравилось, звучит красиво, - и, немного помолчав, добавил: - Я его сам придумал.
– А Абрамов - это он, - мрачно пояснил Лопатину председатель жюри.
– Во всех технических конкурсах участвует. Слушай. Абрамов, - обратился он к мужчине, - ну что ты опять на детский конкурс-то пришёл?
– А куда мне идти?
– огрызнулся тот.
– Я что, виноват, что вы для взрослых конкурсов не проводите? А потом, я имею полное право здесь участвовать: у вас в Положении нет пункта об ограничении возраста.
– А вот на следующий год обязательно внесём, - злорадно пообещал председатель.
– Забудете!
– хмыкнул Абрамов.
– Вы всегда так говорите, и всегда забываете. А раз в этом году не внесли, то хватит тянуть время! Давайте, спрашивайте меня про рестификатор.
– Вадим Сергеич, ладно уж, пораспрашивайте его немного, для виду, - прошептал Лопатину председатель, и тот понял, что на первом плане оказался не случайно: просто другие члены жюри не захотели связываться с Абрамовым. Волей-неволей приходилось продолжать.
– Ну, - нерешительно начал он, - и как работает ваш прибор?
– Хорошо работает, - пожал плечами изобретатель, и все члены жюри ехидно засмеялись.
– Я имею в виду, - покраснел раздосадованный Лопатин, - какие функции он выполняет?
– Да все, какие ему положено, все и выполняет!
– упрямо гнул своё Абрамов.
– Вы бы лучше не пытались умничать, а сели вот на этот стул, я на вас всё и покажу!
– Соглашайтесь, Вадим Сергеич, - снова зашептал председатель.
– Вы не бойтесь, у него никогда ничего не работает!
– А ты хоть раз проверял?
– усмехнулся обладавший, как выяснилось, тонким слухом изобретатель.
Всё это начинало напоминать цирк, и Лопатин решил, что лучше всего действительно согласиться. Он уселся на стул и позволил засуетившемуся от неожиданного внимания Абрамову опутать себя какими-то проводами и присосками. После этого тот снял со своей лягушки голову - оказалось, что это шлем, опять-таки, с проводами - и надел на Лопатина. И члены жюри, и юные дарования, собравшиеся вокруг, дружно захихикали. Он невольно подумал, что теперь, наверное, похож на лягушку больше, чем рестификатор. Тем временем изобретатель пощёлкал какими-то тумблерами и поднял вверх руку, что, по-видимому, означало, что сейчас-то всё и произойдёт. Абрамов картинно включил ещё один тумблер, расположенный отдельно от других - очевидно, главный - и стал выжидающе смотреть на Лопатина. Но тот абсолютно ничего не ощущал, кроме, разве что, лёгкого покалывания в затылочной части. Гораздо больше интересовала его стрелка индикатора, которая медленно, но уверенно ползла к отметке на шкале, возле которой рукой Абрамова было написано: "Всё". И действительно, едва стрелка подошла к этой отметке, Абрамов выключил свой прибор и озвучил эту надпись.
– В каком смысле - всё?
– поинтересовался председатель.
– Поясните нам.
– Всё - значит всё, - отрезал изобретатель.
– А пояснять ничего не буду. Вы мне никогда не верите. Пусть он вам сам всё расскажет.
– В самом деле, Вадим Сергеевич, вы можете что-то объяснить?
– спросил председатель.
– Ничего, - пожал плечами Лопатин.
– Абсолютно ничего не было.
– То есть, как это - ничего?
– заволновался Абрамов.
– Вы что, действительно ничего не поняли?
– Ничего - значит ничего, - передразнил его Лопатин, сдирая с головы шлем и отдирая присоски.
– Э, нет, подождите, подождите, - замахал руками Абрамов, привлекая внимание членов жюри.
– Ладно, так и быть, я вам сам всё продемонстрирую, раз вы так ничего и не поняли. Скажите-ка, - обратился он к Лопатину, сколько будет, если 487 умножить на 3200?
– Один миллион пятьсот пятьдесят восемь тысяч четыреста, - ответил Лопатин, помедлив самую малость.
Не говоря ни слова, победным жестом Абрамов указал на него: ну, вот, мол, теперь-то убедились? Среди юных дарований послышалось восторженное "ух ты!", но члены комиссии расхохотались. Председатель пояснил:
– Вадим Сергеевич хоть, скажем, и не кандидат физико-математических наук, но способность к быстрому счёту у него с детства. Мы, когда с ним работаем, всегда без калькулятора обходимся: чем считать, быстрее у него спросить. Ну, господа, - обратился он к членам жюри, - я думаю, всё ясно. Можно подводить итоги конкурса.
Лопатин, наконец, освободился от своих пут и, молча пройдя мимо растерявшегося Абрамова, вместе со всеми направился к столику жюри.
Всё дальнейшее происходило как обычно, за одним исключением: первую премию решено было присудить впервые выставлявшемуся, пусть и спешно сработанному электрическому экзаменатору. Схема была очень простенькая: никакой электроники, только тумблеры и лампочки, зато действовал он весьма надёжно и, самое главное, мог - и, наверняка, будет - использоваться практически. Представители техникума были удивлены и раздосадованы тем, что их, побеждавший последние два года и действительно здорово сработанный автотренажёр, занял лишь второе место. Лопатин почувствовал удовлетворение от мысли, что, может быть, теперь они захотят привлечь к творчеству новых ребят, а не пользоваться заслугами прошлых лет. После церемонии награждения он по не понятной ему самому причине поискал Абрамова, не нашёл и увидел, что опоздал к традиционному заключительному перекуру, на котором обычно члены жюри обменивались впечатлениями. Когда он подошёл, все уже заканчивали курить и расходились. Ему оставалось только попрощаться и тоже уйти.