Ретро-Детектив-3. Компиляция. Книги 1-12

Полонский Виктор

Немысский и на этот раз не преминул соблюсти все положенные приличия, даже с лихвой. Не просто встал при Верином появлении, а вышел из-за стола, сказал, что она сегодня выглядит «особенно прекрасно» (несколько неуклюже, но все равно приятное определение), попросил прощения за внезапное беспокойство и осведомился, не желает ли Вера чаю. И только потом, сев за стол и поиграв желваками на скулах (до сего дня подобной привычки Вера за ним не замечала), сообщил новость:

– Сегодня утром в «Петергофе», в занимаемом им номере, найден повешенным Кирилл Мирской…

– Как? – только и смогла вымолвить Вера.

– Вот так, – ответил Немысский. – Причем, обратите внимание, Вера Васильевна, повешенным, а не повесившимся. Убийца немного не рассчитал, снебрежничал, оглушил Мирского ударом в висок, а потом

уже повесил. Привык, должно быть, иметь дело с теми, у кого в этом месте волосы растут, отчего небольшой кровоподтек в глаза не бросается, или же просто торопился, но факт налицо – сначала Мирской был оглушен, а потом уже повешен. С большим трудом повешен, потому что одежда на нем в двух местах надорвана и сломан один из стульев, из чего можно сделать вывод о том, что убийца действовал в одиночку и что он обладает выраженной физической силой – справился все-таки. Причем умно справился, вплоть до того, что шнур от штор завязывал морскими узлами. Посмертную записку подделывать не стал, сложное это дело – почерк подделать так, чтобы нельзя было отличить. Обычно подделывающие стараются писать небрежно, с намеком на то, что человек волновался и торопился, но небрежность особенностей почерка не меняет, отнюдь. Убийца сделал умнее, оставил на столе натюморт – недопитую бутылку померанцевой, фотографию Мирского-Белобородько и томик его же стихов, не новый, свежекупленный, а уже читанный. Не исключаю, впрочем, что стихи и фотография не были принесены им с собой, а нашлись у Кирилла Мирского. Но оцените изящество намека. Сидел человек, продолжая поминать брата – девять дней покойнику вчера в трактире Арсеньева, что в Лубянском проезде справили, человек тридцать собралось, – продолжал, да с горя и повесился. На том, что под рукой было. Расстройство чувств, да еще в пьяном виде – обычное дело. Если не обратить внимания на кровоподтек да не знать, насколько далек от скорби как таковой был Кирилл Мирской, то можно и поверить в эту постановку…

Штабс-ротмистр нервно дернул усом.

– Меня наш сотрудник вызвал, который за Мирским приглядывал, а оттуда я решил к дяде заехать, за вашим отчетом. Не совсем по пути, но и не сорок верст крюк. А когда узнал, что вас вчера не было, заволновался. Под впечатлением от смерти Мирского разные мысли в голову полезли. Хотел было прямо из магазина вам телефонировать, но раздумал, из кабинета все же сподручнее. А не успел войти, как ваш звонок услыхал… У вас-то, я надеюсь, новости получше моих?

– Получше, – кивнула Вера и под одобрительные кивки собеседника рассказала новости.

– Вы ведь на что-то подобное и рассчитывали, верно? – спросила она, завершив рассказ. – Я-то по неопытности не сообразила, что мое знакомство со Спаннокки может, даже должно, иметь последствия, но вы-то…

Штабс-ротмистр виновато улыбнулся в усы:

– Я, то есть мы не исключали того, что о вашем, как вы выражаетесь, «знакомстве» с австрийской разведкой может быть известно немцам. И что с того? Мало ли кто имел дело со Спаннокки. Господин граф, образно говоря, пахал не глубоко, но широко. Знакомства заводил повсюду и агентов у него была тьма-тьмущая. Такое впечатление, что ему за них платили сдельно, по головам. Но я уверен, что истинную подоплеку вашего привлечения к сотрудничеству Спаннокки сохранил в тайне. Такие люди не любят распространяться о своих ошибках и просчетах, особенно с учетом того, что в разведке карьера может закончиться на первой же неудаче. Разведка – удел удачливых и расчетливых. Так что для всех посвященных в тайну вы всего лишь юная девушка, завербованная австрийской разведкой, как это принято говорить, «про запас». Это обстоятельство даже полезно, поскольку доказывает, что вы особа определенного склада, с которой можно иметь дело…

– Так вы все-таки рассчитывали? – повторила свой вопрос Вера, чувствуя, что ее расположение к Немысскому становится меньше с каждым мгновением и готово вот-вот исчезнуть совсем. – Могли бы и предупредить, Георгий Аристархович! Неприятно, знаете ли, сознавать, что тебе не доверяют…

– Доверяют, Вера Васильевна! – воскликнул штабс-ротмистр. – Безоговорочно доверяют! Если позволите, я все объясню…

Вера кивнула – отчего не выслушать объяснения? Выслушать объяснения всегда можно, а вот верить

им или не верить, это мы еще посмотрим.

– Понимаете, Вера Васильевна, – начал штабс-ротмистр, проникновенно-доверительно глядя Вере в глаза, – дело в том, что никто не мог с полной уверенностью предсказать то, как отнесется к вашему появлению в салоне сама Цалле. Придаст ли она вообще значение вашему кгм… знакомству со Спаннокки? Захочет ли сама привлечь вас к сотрудничеству? Вариантов могло быть сколько угодно, но нас устраивал любой. Разумеется, чем больше Цалле вам доверяет, тем лучше для дела, но даже если она вообще не стала бы с вами… не пожелала бы привлечь вас к сотрудничеству, то вы бы все равно сделали бы много полезного… Но предугадать было нельзя и не хотелось заранее нацеливать вас на какой-то определенный результат, поскольку тогда вы не вели бы себя столь естественно… или вели бы, но риска было бы больше… Короче говоря, надо было семь раз отмерить, а потом уже отрезать, но, естественно, без какой-либо фальши и без… э-э-э… чрезмерного… нет, не чрезмерного, а слишком…

– Не трудитесь, я все поняла, – остановила покрасневшего от напряжения (или от смущения?) штабс-ротмистра Вера, не уточняя, что именно она поняла.

А поняла она вот что. Первое – ее снова пытаются использовать втемную, переставляют, как фигуру на шахматной доске. Неприятно, но что поделать? Так оно есть, и с этим приходится считаться. Более того – из этого надо исходить. Второе – не ведет ли Немысский какую-то свою, особую игру? Подобно тому как это делал Алексей? В сущности, косвенное доказательство у Веры уже есть. Немысский не был с ней до конца искренен, а это исключает доверительные отношения. Сказано же, что неверный в малом, не может быть верным в большом. Но сгоряча рубить не стоит, вдруг в контрразведке вообще так принято, не открывать сотрудникам всей правды, всех мотивов и всех соображений. Если Немысский действует в интересах своего ведомства и не ведет своей, особой игры, то следует дать ему понять, что она подобного отношения впредь не потерпит. Или все карты на стол, господин штабс-ротмистр, или наша с вами игра окончена! Но если он изменник, то с ним так, в открытую, нельзя. Испугается и убьет. Надо сначала разобраться с Немысским – предатель он или нет. А как? Ловушку надо бы придумать, но какую?

Немысский продолжал что-то говорить, но Вера в смысл его слов не вникала, думала о ловушке. Поди-ка устрой ее, если у тебя нет опыта в таких делах и в сложившемся положении ты толком не разбираешься. Поняв, что сейчас все равно ничего придумать не сможет, Вера снова стала слушать Немысского. И очень вовремя стала, потому что тот уже закончил с оправданиями и говорил о деле:

– …поэтому я не исключаю, что первое поручение Цалле может быть проверкой. Новичков положено испытывать. Поэтому делайте, что вам велено, Вера Васильевна. Знакомьтесь с Бутюгиным, приглашайте его в «Альпийскую розу», а мы пока в отношении его ничего предпринимать не станем…

– И даже не попытаетесь узнать, чем он может быть полезен Цалле? – удивилась Вера. – Почему?

– Я и так знаю чем, – хмыкнул Немысский. – Сведения о железных дорогах интересуют всех шпионов. Железные дороги – это, образно говоря, артерии страны, основа ее жизни. Но сейчас рискованно интересоваться Бутюгиным, даже осторожно наводить справки о нем не стоит, потому что он может быть настороже. Приводите его к Цалле, а там видно будет. А мы пока займемся убийством Кирилла Мирского. Смотрите, как интересно получается, Вера Васильевна, – один брат отравлен, но так, что и не сразу заподозришь, убийство другого замаскировано под самоубийство, но довольно неловко. В промежутке между смертями братьев Мирских неизвестной женщиной убит Мейснер, убит дерзко, среди бела дня в людном месте…

«Стоит или не стоит?» – поколебалась Вера, но все же решила, что стоит, и рассказала Немысскому о своем повторном визите в ресторан «Прогресс» и разговоре с метрдотелем. Сначала не рассказывала, потому что не до того было и вообще боялась, что штабс-ротмистр станет над ней смеяться (тогда еще дорожила его мнением), потом уже не хотела рассказывать, потому что под впечатлением эмоций почти перестала ему доверять, а сейчас немного успокоилась и решила, что «почти» – это еще не «совсем» и вообще подозрения надо сначала подтвердить.