Ретро-Детектив-3. Компиляция. Книги 1-12
Шрифт:
– Коктебель?
Вера покатала на языке это круглое слово и сразу же вспомнила, что Машенька в прошлом году ездила в Коктебель с каким-то литератором, у него еще была редкая и трудная для запоминания фамилия – не то Бортко-Зиновский, не то Зинько-Боровский, не то еще как-то похоже.
– Только ты и я? – Вера всмотрелась в глаза мужа, стараясь постичь смысл, вложенный им в эти слова. – Звучит заманчиво.
– Ну а если не понравится, то уедем. – Владимир заметно приободрился. – Что теперь поделать. Не всем нравится зимой у моря. Летом приедем, летом непременно…
– Сначала нам надо поговорить, – напомнила Вера. – О важном. А там будет видно…
Ее внезапно посетило странное видение. Сцена, рояль, возле рояля стоит худощавый бледный мужчина во фраке
Печаль, везде печаль. А еще говорят, что в семнадцать лет долго печалиться невозможно. Говорят, что надо верить в то, что все плохое осталось позади и впереди тебя ожидает только хорошее. Говорят, что в семнадцать лет в это можно поверить искренне. Во всяком случае, так считают мама и сестра Надя. То есть мама считает, а Надя ей подражает.
Повернуть бы все вспять, на восемь месяцев назад, а может, и года на полтора… Но как вернуть? Вернуть невозможно. Si jeunesse savait, si vieillesse pouvait [446] . Грустно…
«Какая «vieillesse»? [447] – вдруг ужаснулась собственным мыслям Вера. – До «vieillesse» мне так далеко, можно считать, что никакой «vieillesse» не существует! И вообще судьба человека зависит от него самого. Если я не хочу стареть, то не буду. Не буду, и все тут! Ни за что не соглашусь стареть! Не желаю!»
446
Если бы молодость знала, если бы старость могла (фр.). Из эпиграммы французского писателя Анри Этьена (1531–1598), которая была опубликована в его сборнике «Первые шаги» («Les Premices») в 1594 году.
447
Старость (фр.).
Где-то в горних заоблачных высях снова раскрылась книга Вериной судьбы, и все та же бесстрастная рука записала в ней: «Не желает стареть».
Виктор Полонский
Опасная игра Веры Холодной
«Нужно известное величие души, чтобы понять красоту риска, жертвы, гибели. Только для благородного человека риск есть «благородное дело». Одни это понимают сразу, другие — никогда».
1
«Новогодний «подарок» в виде простуд и ангин рискуют получить зрители синематографа «Ампир» на Остоженке. По непонятным причинам в последние дни в зрительном зале холодно, почти как на улице. Управляющий синематографом г-н Зинчковский не смог сказать по этому поводу ничего вразумительного. «Нынче стоят сильные морозы», — повторял он возмущенным зрителям и категорически отказался возвращать им уплаченные за билеты деньги».
Воздух колыхнулся, перед глазами мелькнула неясная стремительная тень, железным обручем сдавило горло. Вера не успела вздрогнуть или ойкнуть, так быстро все произошло.
«Умирать станете дважды… — зазвучали в ушах слова гадалки. — Не спрашивайте, как и почему, я сама не знаю, так показали карты…»
Напевному голосу гадалки гармонично аккомпанировал мелодичный звон множества маленьких, невесть откуда взявшихся колокольчиков.
«Сначала одна смерть, а потом, много позже, другая…»
Обруч не только душил, но и тянул назад, поэтому Вера инстинктивно подалась вперед и попыталась оттянуть его правой рукой, позабыв про то, что в ней была вязальная спица. Спица больно кольнула
«Это не сон, — машинально отметила Вера. — Кто-то хочет меня убить…»
На ощупь обруч оказался веревкой — толстой, витой, шершавой. Попытка хоть немного оттянуть ее оказалась безуспешной, потому что веревка глубоко впилась в Верину шею — мизинца не просунуть.
Невозможно вообразить, чтобы человек, которому вот-вот предстоит умереть, да еще и столь мученической смертью — от удавливания, — был бы способен испытывать радость, но Вера и впрямь обрадовалась. Или, если точнее, почувствовала волнение, похожее на то, которое испытывает охотник, увидевший между деревьями медвежий силуэт. Человек, которого она так долго и так безуспешно пыталась найти, был рядом. Ответ на загадку, которую все никак не получалось разгадать, стоял за ее спиной. Изловчиться бы, извернуться, увидеть лицо и позвать на помощь…
«Умирать станете дважды…»
Вера попыталась повернуть голову, но и этого ей не удалось. Душитель был много сильнее ее и имел сноровку. Да и если бы она извернулась, то вряд ли смогла бы разглядеть лицо убийцы, потому что от нехватки воздуха в глазах начали полыхать ослепительные магниевые [448] вспышки.
«Жить будете долго, но большого счастья вам не отпущено…»
Вера попыталась вскрикнуть, позвать на помощь, но вместо крика из горла вырвался тихий протяжный хрип. Да и что толку кричать? Даже если бы удалось крикнуть во всю силу, то, скорее всего, за общим шумом никто, кроме Веры и Душителя, не расслышал бы этого крика. А если бы даже и расслышал, то решил бы, что это Джанковская репетирует роль. У Джанковской что ни роль, то сплошные «спасите-помогите» вперемешку с воздушными поцелуями и протяжными вздохами. И Джанковская не выходит сниматься, пока не прогонит роль несколько раз. Вопит она при этом так, что и в Коломне, небось, слышно. Выложится, пока в образ входит, обессилеет и предстанет перед камерой томной незабудкой. «Un style original! Un peu `a part!» [449] — всякий раз восхищается лощеный франт Заржицкий, глядя на игру Джанковской. Напрасно восхищается. Во-первых, Джанковская к нему совершенно равнодушна, а во-вторых, никакого «style original» нет и в помине. Обычная апатия после истерического припадка, это любая гимназистка знает.
448
В то время фотографы использовали в качестве вспышки порошок магния с окисляющими добавками. Смесь насыпалась на металлическую пластинку и поджигалась.
449
Оригинальный стиль! Немного отстраненно! (франц.)
Кричать бесполезно. Бороться тоже бесполезно. Что делать?
Колокольчики в ушах превратились в колокола, бухавшие оглушающим размеренным набатом. Вдохнуть уже совсем не получалось, так стянулась проклятая веревка… Голова закружилась, неведомая сила начала поднимать Веру вверх. Или то Душитель тянул ее кверху? Вера поняла, что сейчас умрет.
«Умирать станете дважды. Не спрашивайте, как и почему, я сама не знаю, так показали карты. Сначала одна смерть, а потом, много позже, другая…»
«Это первая», — попыталась подбодрить себя Вера. Что еще остается человеку, умирающему ужасной насильственной смертью, как не подбадривать себя? Насколько скверно ни обстояло бы дело, надежда всегда теплится, пока теплится жизнь. Вдруг появится спаситель. Вдруг Алтунин с Мусинским, разнообразия ради, решат распить очередной полуштоф в новом месте. Вдруг многострадальному Иову внезапно вздумается учинить обход помещений киноателье? Вдруг «лисички-сестрички» решат заманить сюда Мишеньку, чтобы вдоволь посмеяться над ним? Вдруг Наина, заблудившись, по вечному своему обыкновению, спугнет убийцу? Вдруг Василию Максимовичу захочется поразмышлять в укромном уголке? Вдруг?! Вдруг?! Вдруг?! Недаром же гадалка сказала…