Ретро-Детектив-3. Компиляция. Книги 1-12
Шрифт:
«Но он все же хороший, и он мой муж», – напомнила себе Вера, косясь на Владимира из-под опущенных ресниц. На фоне зеленых кипарисов муж смотрелся замечательно – таким же высоким, стройным и красивым. И чуточку романтичным. Море навевало определенное настроение. Вере вдруг захотелось разуться и пробежаться по линии прибоя, увертываясь от больших волн и перепрыгивая через мелкие. И чтобы Владимир потом взял ее на руки, закутал ноги своим шарфом, расцеловал, отчитал за такое легкомыслие и унес бы на руках домой, где поил бы горячим вином с пряностями и медом. А туфли, забытые на пляже, Вере утром принес бы какой-нибудь местный мальчик, симпатичный с поволокой во взоре…
– «Это было у моря,
– Это было где-то не здесь. – Владимир улыбнулся, и его улыбка показалась Вере какой-то покровительственной. – Здесь экипажей пруд пруди и пена совсем не ажурная.
И этот человек когда-то утверждал, что любит поэзию! Читал ей Гумилева, Надсона, восхищался Северяниным («Вонзите штопор в упругость пробки» – это так оригинально, так ново, так жизненно! Вонзить, именно вонзить! В упругость!»), а сейчас не узнал его нового стихотворения. Господин адвокат, да вы, оказывается, совсем не поэтичны!
444
Игорь Северянин, «Это было у моря» (1910).
Море умиротворяло, побуждало быть снисходительной, поэтому Вера дала мужу еще один шанс прочувствовать ее настроение и проникнуться витавшей в воздухе романтикой. Пропустила все про королеву с пажом и зачитала две последние строчки.
– «Это было у моря, где волна бирюзова, где ажурная пена и соната пажа…»
Пропущенное для сведущего человека, знавшего это стихотворение, прозвучало бы тонким намеком, вернее – не прозвучало и в том, что оно не прозвучало, что не прозвучало именно это, и крылся намек. Тонкий, изящный и в то же время пронзительный. Для сведущего.
Это же так удивительно, так странно, что с самым близким человеком невозможно поговорить по душам! Начинаешь – и не получается. Хочешь сказать – и язык не поворачивается. Откроешь рот – сделаешь глубокий вдох и закроешь. Почему? Потому что не получается сказать о сокровенном, если нет уверенности, что тебя поймут. А если нет уверенности, то нечего и начинать.
– Если «соната», тогда уж лучше, чтоб был не паж, а менестрель, – сказал Владимир, не отрывая глаз от моря.
Вера вспомнила гимназического учителя логики и истории Илью Васильевича, прозванного Сенекой не за какие-то замечательные качества, а по созвучию с фамилией Сенчилло. Сенека обожал выискивать во всем ошибки и несоответствия. Даже в учебнике Виноградова, по которому преподавал. А еще он обожал давать ученицам огромные домашние задания, с наказом дополнительно прочитать то-то и то-то, а не только учебник, и ехидно приговаривать при этом «Ad impossibile nemo obligatur» [445] . В этом он был прав. Никто и в самом деле не принуждается к невозможному.
445
Никто не принуждается к невозможному (лат.).
– Все дело в ажурной пене, а совсем не в сонатах и в пажах, – грустно сказала Вера. – Пойдем в гостиницу, я замерзла.
– Не лучше ли будет поехать? – предложил Владимир.
Вот это и есть мрак и пошлость супружества, тот подводный камень, о который разбиваются и чувства, и сердца. Вместо того чтобы обнять замерзшую жену и согревать ее дыханием и поцелуями, муж предлагает взять извозчика! Мать намекала, что супружеская жизнь не так уж и радужна, как кажется поначалу, сначала
В номер Вера подниматься не стала – прошла через большой и аляповато-безвкусно отделанный (колонны, тут и там лепнина прямо свешивается с потолка, будто виноградные грозди, а позолоты, позолоты-то сколько!) зал в ресторан. Ресторан гостиницы «Ореанда» считался лучшим в городе.
– И то верно, – одобрил Владимир. – Обедать пора, я уже проголодался.
До обеда было еще добрых два часа. Есть Вере совсем не хотелось. И уединения ей тоже не хотелось. Хотелось под крышу, в тепло, и чтобы вокруг было много публики. Публика отвлекает и отчасти развлекает. Но просто так в ресторане сидеть неудобно, поэтому Вера заказала цветную капусту под соусом самбаен, а на десерт маседуан. Есть зимой маседуан – это словно бросить вызов, непонятно только кому. Зима, а я ем фруктовый десерт. Откуда у них столько фруктов зимой? Из Турции, что ли, привозят? Контрабанда?
– Ты не против, если после обеда я полчасика побуду в курительной? – спросил Владимир. – Не станешь скучать?
В курительную Владимир ходил не столько для того, чтобы выкурить сигару, а больше для того, чтобы пообщаться с другими постояльцами, почитать газеты, обсудить новости. В Португалии неспокойно, в Тифлисской губернии живет женщина ста шестидесяти семи лет от роду, морское министерство собирается строить на Черном море какие-то огромные и непобедимые корабли-броненосцы… До всего Владимиру есть дело, все его интересует. Кроме семьи. Да и есть ли она, семья-то? Пора выяснить и определиться.
– После обеда нам нужно будет поговорить. – Вера посмотрела в глаза мужу. – О важном. О том, что касается нас двоих. А потом я хочу уехать в Москву. Чем быстрее, тем лучше. Желательно завтра.
– Но, Вера… – Владимир зачем-то начал оглядываться по сторонам, словно искал муху, внезапно укусившую его жену. – Мы же всего три дня как приехали… Летом не удалось, так хоть сейчас… Ты же только-только пришла в себя после парохода…
Волны немилосердно качали небольшой пароход. Вера испытала все «прелести» морской болезни. Страшнее всего было извергать содержимое желудка на глазах у мужа. Вера дико этого стеснялась. Славное зрелище – ничего не скажешь. Насмотришься – и совсем охладеешь.
– Ты так ждала, когда же мы наконец уедем из Москвы…
Растерянность во взоре Владимира увеличивалась с каждым словом. И адвоката можно поставить в тупик. Вера ценила в мужчинах силу, смелость, хладнокровие, но растерянность Владимира ей неожиданно пришлась по душе. Не такой уж он и сухарь и педант, каким хочет казаться. Или это маска?
– А теперь я не могу дождаться, когда мы уедем в Москву, – сказала Вера. – Прости, но я искренне верила, что эта поездка поможет нам что-то… исправить…
Вера чуть было не сказала «склеить», но вовремя остановилась. «Склеить» прозвучало бы как приговор. Приговор всему. «Исправить» – это правильное слово, все всегда можно исправить, стоит только захотеть.
Или почти все, но попытаться все равно стоит.
– Я никак не могу попасть в такт музыки этого милого города. – Вера умолчала о том, что, по ее мнению, в такт они могут попасть только вдвоем, – и как-то мне здесь… неловко.
– Может, нам стоит переехать в Коктебель? – Владимиру явно не хотелось возвращаться в Москву так скоро. – Там зимой пусто, легко можно найти свободную дачу и пожить вдвоем вдали от шума городского. Только ты и я… И еще море. Мне почему-то кажется, что там тебе понравится.