Ретроспектива
Шрифт:
– И вдовая давно… замечена ни с кем не была. Говорят, что под дружинником своим она ночами исходится… брешут люди. Тот воин другой покорён, лекаркой простой, – пальцы мужчины гладят стилет. Любовно и ласково, как они только и умеют. Словно не рукоять это, а тело женское. Глаз не отвести от этих пальцев. – Значит выходит, что княгиня красива, молода, благородна, умна, честна, достойна и давно без мужской ласки…
Сил нет ответить… вон оно как выходит, какая я княгиня… была. Пока сама ночью тайной тропой к ондолийцу проклятущему не пришла.
Пожала плечами. Всё тело, внутри да снаружи, дряблым
– Что ж. Думаю, что такую женщину грех не дождаться, пока хворь её пройдёт. Чтобы посмотреть на чудо эдакое.
Ну что ж. Придётся, значит, творить личину…
– Свободна. Иди, лекарка, – голос его стал ниже, уже небось придумывает, как княгиню ласкать будет, – если днём ещё придёшь – через дверь входи, как все. А ежели надумаешь перед свадебкой ещё потешиться – ночью приходи. Если княгини твоей тут не будет.
Ни за что не приду! И княгиню ему такую покажу…!
Захотелось предстать как есть: прежде только изнежить кожу в ванне, умаслить маслами, чтобы сияла… лучшее платье своё надеть… али лучше и вовсе без платья!
Предстать пред ним во всей красе первозданной, ведьминской, чтобы смотрел на меня и только и мог облизываться!
Нельзя. Порыв это, наперво недостойный, к тому же опасный. Небось, взъярится, что за нос ястребиный его водила. С войной, конечно не пойдёт, политика у него хитрая, но и ссор с сильным соседом, свобода от которого у нас лишь номинальная, нам ни к чему.
Другая крайность: горбатую страшилу из себя слепить. Не стану. Не стыдно, но низко, краше выдаваться за счёт других. Он король, на лекарку бы и не глянул никогда, как на равную, не то, что на княгиню, какой бы страшной не была…
Молва говорит, что все ведьмы, что жили раньше на свете, красавицами были писаными. Врут. Ведьмы просто были всегда здоровыми. Если у какой деревенской девицы, какой бы милой та не была, зубы в годах испортятся, или следы от оспы останутся, то ведьму сила от всякой болезни бережёт. Только потому мы и краше, что здоровее: тело никогда от хвори не иссохнет и не раздобреет, а кожа состарится лишь закономерно, от времени.
Я верю, что настанут те времена, что каждая женщина одинаково сможет быть здоровой и по-своему красивой, как и всякая ведьма.
Личину, которую могла бы силой своей сотворить, отринула за ненадёжностью. Решила творить иллюзию, как маги. Побоялась, что сквозь личину разглядит, сила-то у нас одна теперь. От мира – ко мне, от меня – к нему. Сила часто нас с князем за единое принимала, открывая мне его письма-вестники, что только одному магу должны быть видны. А вот ежели прикроюсь иллюзией… у магов-иллюзорников ведь как: разглядеть под иллюзией может только более сильный маг. Каков бы ни был Файлирс по силе, у него всё же есть резерв, как и у любого мага, а ведьма сама вся резерв, сосуд, в неё магия непрерывно из мира идёт.
Пришлось, конечно поморочиться с заклинаниями их, да формулами иномирскими, что когда-то первые маги принесли в наш мир.
“Ну, что там?”
“Плохо, Эля”.
“Только с тренировки он, обмоется сейчас, да к тебе на встречу”.
“Плохого-то чего?”
“Так не поел”.
“???”
“Эх, Эля, Эля.
Послала Вереху весточку, чтобы стол с закусками по-скорому отправили. Итак забот хватает, лучше соломки постелить.
Оглядела себя в зеркало. Я нарочно не стала ничего разведывать о симпатиях соседа. Какие женщины ему нравятся, мне неведомо. Не стану стараться ни краше быть, не хуже. Фигуру только чуть уменьшила у маски, похудее сделалась. Волосы поменяла на русый, немного изменила черты лица. Сходства с Полёвкой никто и не найдёт. Но княгиня вышла статной и миловидной.
“И смотри, чтобы никто не вошёл. А то увидит кто чужачку, заместо княгини, проблем не оберусь”.
Файлирс пришёл во время. Точность – вежливость королей.
Беседу вёл приятную и уважительную. Ни словом, ни взглядом не оскорбил княгиню небрежением или чрезмерным вниманием. Говорил, как с равной. Извинения за недомогание принял, не осерчал. За гостеприимство поблагодарил. Не так уж и узколоб и неприклонен король, когда дело не в постели, а в политике. Хоть и кажется, я-то всё та же женщина, не способная хозяйством управлять.
– Касаемо торговых договоров… – пришлось перейти к важному. Мы итак продаём им дешевле всех, по-соседски. Те условия – грабёж. – Я уважаю и ценю вашу дружбу и защиту. Именно поэтому цены, что у вас… никому так дёшево мы ничего не продаём. Доход там минимальный, чтобы люди не в минус работали, из казны компенсирую. Если соглашусь на ваши требования – разницу придётся докладывать из княжеского кармана.
Политик из Файлирса отменный. Не знай я этого короля ближе, ни за что бы не заметила промелькнувшую в глазах радость. Глас при этом не дрогнул.
– На что вы готовы, чтобы я согласился на прежние цены, при том не перестал опекать ваше княжество? – я застыла. Даже дышать и глазами моргать перестала. – Нет, нет… ничего такого, – неестественно рассмеялся, ещё и руками защитился, – помилуйте, я почти что женатый человек! Дело в том, что есть при вас лекарка сильная. Она снимала мне недуг, мне ведомо. Пока мы погостим у вас, пусть попользует меня, поможет. Просмотрит хорошо, может найдёт что, что мои целители не увидали, – хочет, чтобы я лечила его? Отчего? Здоровый же, что вол! – По вечерам пусть приходит, без пропусков. Пока мы погостим у вас, – я, было, расслабилась, как вновь напряглась. Вновь внутри всё сковало. Да сколько же он ещё тут нервы мне будет трепать?! – Хорошо у вас. Воздух морской, целебный, пища разнообразная. Отдохнуть хочу немного от забот государственных, да подлечиться. Вам же выгоднее одной лекарке за работу отплатить, чем возмещать крестьянам потерю торговой выгоды?
Не ястреб он. Лис.
Загнал меня в угол. Понимает, что не могу я не согласиться. Как настаивать буду на прежней цене? Крыть мне нечем. Отказать тоже не могу от товара. Разведают соседи, что с Ондолией нет у нас связей – тут же будут следующим днём. А ну как лис возьмёт и не пришлёт войско в осаждённый Итвоз? Мы, супротив того же Вотэрда и двух недель не продержимся.
– Как восемь колокол пробьёт, целительница будет у вас.
– Рано. Я поздно делами государственными занимаюсь. В десять – само то.