Ретроспектива

Повалей Марина

– Что ж… у мужа ни брата, ни другого родственника нету?

– Не объявлялось.

Немного помолчали. Я было подумала, что допрос окончен, как дальше:

– Как же ты одна… без мужчины… здесь, в замке… здесь же дружина постоянно… – экий он… заботится.

– Я же при княгине. Кто ж меня тронет? Да и я ж магичка сама…

– Да я о другом. Что столько мужчин здесь смотрит на тебя, а честь защитить некому.

Я приподнялась и взвизгнула: Файлирс, пока беседы беседовал, да допросы допрашивал,

накрутил мою прядку на свой палец, за что я и поплатилась своим рывком.

– Тшшш… Это всё потому, что женщине одной нельзя – ей всегда мужчина нужен. Даже вдове. Пусть племянник, или ещё какая родня хоть и по мужу. Вы же здесь собственность имеете?

– Имеем.

– Вот. Чтобы хозяйством управлять, здесь ум нужен. Не женский. Женщине такого не сдюжить. Там суровость нужна, да сила. А бабу, разве челядь будет бабу бояться? – “мудрый король” помолчал, а потом не сдержал другой поток мудрости. Понёс в массы: – Женщина должна детишек рожать, да дом устраивать. Приёмы давать, да визиты делать, чтобы семья в обществе была. Вот это – дело женщины. А не мужские дела.

– В твоём государстве так? – готовилась, что он взъярится на моё панибратство. А он только улыбнулся.

– Если бы ты стала вдовой в моём государстве, то по смерти супруга стряпчий нашёл бы его старшего родственника, передал бы тому всё имущество, вместе с заботой о тебе, – как он говорил, всё более хмурился. На последнем слове совсем сдвинул густые брови.

– А если бы он запер меня, или голодом заморил?

– Если бы ты провинилась только…

Интересные у них там порядки.

– А если бы…

– Полёвка! – король сел на постели. Лёгкая простыня сбилась у паха, обнажая сильную грудь и руки. – В моём государстве женщин не обижают! Наказать могут, если баба виновата, но не зверствует никто!

– А кто ж решает, виновата она или нет?

– Старший и решает.

– Опекун тот, значится…

Мать-Земля! Небось ты сама меня уберегла, сама мне те мысли вложила, чтобы спрятаться, да отсидеться… Будь я сейчас княгиней – ни в жизнь бы не поладила с ондолийским деспотом. А они говорят, что мы отсталые, да непросвящённые.

– А если бы стряпчий тот всё же не нашёл никакого родича?

– А тогда, Полёвка… – Файлирс коварно улыбнулся, от краёв глаз побежали лучики. Подхватил меня на руки, усаживая на себя, – тогда бы пришлось королю взять на себя заботу о вдове и её делах.

– И как бы это ты заботился? – спросила, уворачиваясь ото рта, тянущегося к моей шее.

– Крепко, да часто. Так, чтобы ты ни о чём не тревожилась, – звучит неплохо, но – как и положено любой леди в моём государстве.

Всё не то. Любое слово, что ни возьми – плохо каждое по отдельности, а за всё вместе хочется…

Сама не понимаю, чего хочется,

но не игрищ точно.

Надо подумать, да препарировать услышанное. О ледях своих он заботится…

– Пора мне, – не глядя ему в лицо, выбралась из объятий.

Мужчина спокойно разжал руки.

– Полёвка? Это что ещё такое? Куда пора?

– Дела у меня… да поздно уже. Пойду, – натянула рубашку.

– Как это пойдёшь? Куда пойдёшь? Ещё ж ночь впереди.

– Угум. Спать пора вам, вашство. А меня княгиня ждёт, – вот и платье.

Он, верно не опомнился ещё. Ну пусть. Пусть поостынет.

Да и мне надобно.

Ретировалась, даже не обернулась.

Потому что такое только дурак может думать. А ондолиец не дурак, он истинно верит в то, что говорит: что не способна женщина дела вести да хозяйство, что уродись я, не дай Мать-Земля, ондолийкой – без разрешения мужа или ещё какого самодура и слово нельзя было бы молвить.

А забота его? Это он так о всех своих вдовых там так заботится?

Загостился ондолиец. Крепко загостился. Пора ему в путь-дорогу.

Не надобно было с ним разговаривать. Я к нему за другим ходила, то и надо было брать!

Файлирс.

– То есть как? Что значит “нет лекаря при княгине”? Кто же её пользует?

Главный над княжеской дружиной спокойно выдерживает взгляд монарха.

Это особенно нервирует. Я привык, чтобы глаза опускали и голову склоняли. А этот – как с равным говорит.

Понимает дружинник – я ему не указ. И я понимаю.

– У твоей княгини есть лекарка, – принялся ему вновь объяснять. Вдруг, он просто не понимает. Отбило мозги в тренировках, или глуховат. – Молодая, рыжая девка. Магичка, – смотрю, пытаясь распознать ложь.

И ухом не ведёт.

– Нет её. Была, да уехала. Замуж княгиня её выдаёт.

Я сосчитал до пяти.

– Мне нужно увидеть княгиню!

– Плоха княгиня. Не встаёт который день.

– А кого же ты на праздник сопровождал, если княгиня болеет?

– Лекарку, – как лекарку? Полёвку? А лицо спокойное, холёное. С таким не в дружине, а… впрочем, он тем и занимается. – А замуж она, часом не за тебя выходит?

– За меня. Княгиня благословила.

– И что она… согласная?

– У нас женщин не неволят, – так сказал, шельмец, будто у меня неволят.

Защищать, оберегать и неволить – разные вещи.

– Я бы хотел увидеть твою… – скрип собственных зубов услышал и сам, – невесту.

– Зачем?

– Она мне помогла, боль сняла. А нынче снова плохо.

Кивнул.

Паскуда. Был бы ондолийцем – уже трясся бы в седле на границу.

– Я передам ей, – кивнул, всё так же не меняясь в лице.

Отпустил дружинника, а сам остался недоумевать.