Реванш
Шрифт:
Бен: Я не могу найти свои комиксы. Жаль, что тебя здесь нет.
Я крепче сжимаю телефон, пыхтя себе под нос. Красивая девушка, сидящая рядом со мной, слегка касается кончиками пальцев моего затылка и тихонько напевает. Она, должно быть, чувствует напряжение, исходящее от меня.
— Все в порядке? — спрашивает Сильвер. — Это финал сезона. Разве ты не хочешь знать, кто умрет?
— Прости. Не могу сосредоточиться. Бен сходит с ума. Снег еще толком не добрался до Беллингема. Там дождь льет как из ведра. Гром и молния. Бен ненавидит гром.
Сильвер тихо вздыхает и кладет голову мне на плечо.
— Тебе плохо, что ты не можешь добраться до него?
Я задерживаюсь на секунду, чтобы ответить, пытаясь понять, что беспокоит меня больше всего.
— Я злюсь на Джеки. Бен очень чувствительный ребенок. Боится темноты. Ненавидит быть запертым в маленьких пространствах. Гром пугает его до чертиков. Она все это знает, но ничего не предпринимает. Она заставляет его разбираться с этим одиночку. Джеки заставляет его каждую неделю подниматься на лифте на прием к врачу, хотя кабинет доктора находится всего на третьем этаже, и это заставляет Бена плакать каждый гребаный раз. Похоже, ей нравится пугать его, и...
Я напрягаю челюсть, пытаясь выразить свою мысль способом, который не связан с убийством.
— И это заставляет тебя хотеть убить ее, — заканчивает за меня Сильвер.
— Да, это заставляет меня хотеть на хрен убить ее.
Сильвер некоторое время молчит. По телевизору разыгрывается огромная батальная сцена, слишком темная, чтобы действительно увидеть, кто из главных героев выживает, а кто из них убит врагом. После особенно жестокого и кровавого обезглавливания Сильвер тихо шепчет:
— Тебе будет восемнадцать через пять с половиной месяцев.
— Да.
— И потом Бен, вероятно, сможет жить с тобой, верно? — Она говорит нерешительно, неуверенно, и мои ладони покрываются нервным потом.
Я много думал об этом в последнее время, о Бене, живущим со мной. Я никогда не оставлю его с Джеки, это не вариант, но раньше был только я. В моей жизни больше не было никого, о ком нужно было бы подумать. Все изменится, если я буду единственным опекуном одиннадцатилетнего парня. По сути, я буду играть роль отца для него, и это обязательно повлияет на мои отношения с Сильвер. Это очень тяжело — встречаться с парнем, который должен заботиться о ребенке двадцать четыре часа в сутки, семь дней в неделю.
Я ерзаю, несколько раз наматывая свободную нить из шва джинсов на кончик указательного пальца, а затем снова распутывая ее.
— Знаешь, я все пойму, если это слишком для тебя. иметь кого-то на иждивении — это не совсем то, о чем мечтает каждый подросток. Это не... это не круто, — выпаливаю я. — Если для тебя слишком... то, что я беру его на себя... я все пойму. Я не буду ненавидеть тебя, если ты думаешь, что не сможешь справиться.
Она медленно отворачивается от телевизора, ее поза напряжена, выражение лица непроницаемо.
— А ты бы бросил меня, если бы у меня все было по-другому? Если бы что-то случилось с моими родителями и я захотела бы позаботиться о Максе?
Я даже не колеблюсь.
— Я никогда не уйду. Что бы там ни происходило, я всегда буду рядом с тобой.
— Так с чего ты взял, что я способна бросить тебя, Алессандро Моретти? Я уже прошла через ад и обратно, и ты был тем, кто помог вытащить меня оттуда. Я люблю Бена. Он самый милый ребенок на свете. Помогать тебе заботиться о нем будет не в тягость, а в удовольствие, но это к делу не относится. Что бы ни случилось, как бы это ни было трудно, я никогда не брошу тебя только потому, что все становится трудным.
Она мягко улыбается, легонько целует
Черт возьми, Моретти, да что с тобой такое? Возьми себя в руки.
В конце концов я вспоминаю о том, что надо поцеловать ее в ответ, но, вероятно, делаю это очень плохо. Видите ли, у меня голова идет кругом. Из того, что я узнал о людях за последние семнадцать лет, я понял, что люди не задерживаются, когда им становится трудно. Они исчезают в клубах дыма, так быстро, что их невозможно разглядеть из-за пыли. Мой отец сбежал. Приют для мальчиков выгнал меня при первых же признаках того, что я могу оказаться «трудным ребенком». После этого уйма приемных семей закрыла свои двери передо мной и Беном, одна за другой. Даже моя мать бросила нас. Да, она была больна, и теперь, оглядываясь назад, это было давно, но она приняла решение, когда сунула пистолет в рот. Она решила, что лучше покончить с собственной жизнью, чем торчать здесь и заботиться о своих сыновьях. Только один человек оставался неизменным в течение более чем шестимесячного периода после смерти моей матери, и это был Гэри Куинси. Довольно ужасно, потому что Гэри дал мне крышу над головой по одной единственной причине: чтобы он мог сломать меня к чертовой матери.
И вот Сильвер — невероятная девушка, которая не может быть реальной. Слишком сильная. Слишком неистовая. Слишком красивая. Слишком совершенная. И каким-то образом, вопреки всякому здравому смыслу, логике и справедливости, она стала моей. Она просто посмотрела мне в глаза и сказала, что останется со мной, несмотря ни на что, и я черт возьми ей поверил. Ничего из этого... черт, ничего из этого не имеет смысла.
Сильвер кладет голову мне на грудь, прижимаясь к моему боку, и меня охватывает парализующее чувство падения — головокружительное, неуравновешенное, тошнотворное ощущение, от которого паника поднимается горячими волнами к горлу. Это так приятно—быть здесь с ней. Такое чувство, что жизнь наконец-то меняется к лучшему, и это чертовски страшно. Потому что реальная жизнь может повернуться на сто восемьдесят градусов, и внезапно все, бл*дь, просто меняется. Всегда происходит что-то ужасное. Что-то жестокое и разрушающее душу, а все хорошее, кажется, будто засасывается в черную дыру.
Я был слишком плохим, чтобы заслужить что-то настолько хорошее. Вселенная забыла о том дерьме, которое, по ее мнению, было моим по праву рождения, и, похоже, отправилась в отпуск, но пройдет совсем немного времени, прежде чем она вспомнит, какой я никчемный кусок дерьма, и вернет естественный порядок вещей.
А пока у меня нет реального выбора, я предпочитаю верить, что Сильвер поддержит меня, когда я получу опеку над Беном. Я позабочусь о том, чтобы насладиться каждой чертовой секундой, проведенной с ней. Я постараюсь не думать об этом, не анализировать каждое проходящее мгновение. Я собираюсь надеяться. И это, пожалуй, самая опасная вещь из всех.
Гостевая спальня, которую Кэмерон выделил мне, находится на первом этаже. Наверху есть еще две гостевые комнаты, но отец Сильвер явно стремится сделать так, чтобы между мной и его дочерью было как можно больше пространства. Я все понимаю. Это вполне логично, и я с удовольствием поиграю по его правилам. Ну, может, я не в восторге от этого. Но это чертовски мучительно — знать, что Сильвер лежит в постели наверху, меньше чем в пятидесяти футах от меня, и мне запрещено засыпать с ней голой в моих объятиях. В этом-то все и дело — вся эта запретная штука. Запретный плод всегда сладок.