Реванш
Шрифт:
— Я, кажется, припоминаю, что видела сегодня утром в витрине скобяной лавки объявление о прекрасном месте. Квартира над хозяйственным магазином, я полагаю. И арендная плата была довольно разумной. Всего девятьсот, включая коммунальные услуги.
Она должна знать о моей маленькой побочной связи с Монти. Она вряд ли сказала бы, что девятьсот долларов в месяц — это разумная сумма, которую можно потратить на аренду квартиры подростку с неполной занятостью, если бы это было не так.
— Если у тебя есть немного денег, я бы рекомендовала позвонить туда и внести депозит как можно скорее. Сомневаюсь, что она будет долго оставаться доступной.
— И какого черта они
— Потому что Гарри был другом моего отца? — беспечно говорит Мэйв. — И он делает мне одолжение? — Она проходит через дверной проем и выходит из трейлера, но останавливается на ступеньке. — У тебя есть только один шанс, Алессандро. Только один. Пожалуйста, не облажайся, а то я буду выглядеть полной идиоткой, ладно?
Я неохотно отдаю ей военное приветствие.
— Боже. Это действительно плохая идея, да? Просто тащи свою задницу в школу, Алекс. И не подведи меня. — Трейлер весь дребезжит, когда Мэйв захлопывает за собой дверь.
Глава 19.
Сильвер
Роли Хай — одна из немногих школ во всем штате, где каникулы после Дня Благодарения длятся целую неделю. Однако до начала этого перерыва остается еще три дня. Папа говорит мне за завтраком в среду утром, что я могу остаться дома, если плохо себя чувствую, но я отклоняю его приглашение прогулять, решив, что не позволю этому маленькому вялочленному ублюдку выгнать меня из школы.
Папа прижимает руку к моему лбу, имитируя акт измерения моей температуры.
— Не знаю, малышка. Твой лоб ощущается немного странно.
— У меня нет температуры, пап.
— Я и не говорил, что у тебя жар. Я сказал «странно». Если ты останешься дома хотя бы сегодня, мы можем проехать мимо нового дома твоей мамы и закидать его яйцами. Звучит довольно забавно, а?
— Пап.
— Что? Сегодня днем должен пойти дождь. Беспорядок, вероятно, смоется еще до того, как она вернется домой и заметит его.
Я криво смотрю на него и засовываю блокнот в рюкзак.
— Тогда какой в этом вообще смысл?
— В том, что ты будешь знать, что мы это сделали. И я буду знать, что мы это сделали. И это заставило бы меня чувствовать себя хорошо.
— А я не считала тебя мелочным типом, пап, — поддразниваю я его.
В последнее время он почти не упоминал о маме. И не казался рассерженным. Во всяком случае, не из-за неё. Хотя мне немного грустно слышать, как он шутит о таких вещах. Он шутит, я слышу это в его голосе и вижу по глазам, но в таких вещах всегда есть доля правды. Ему все еще больно, что вполне объяснимо. Они были вместе двадцать три года, если уж на то пошло. Это долгий срок, чтобы привыкнуть к тому, что кто-то всегда будет рядом, несмотря ни на что. Дыра размером с ту, что мама вырвала в жизни папы, будет заметна, независимо от того, насколько он на нее зол.
С рюкзаком, висящим теперь у меня на плече, ногами, засунутыми в ботинки, и ключами от Nova в руке, я почти готова идти в школу. Однако задерживаюсь на кухне, прислонившись локтями к барной стойке, и стою рядом с папой, пока он просматривает утренние новости на своем ноутбуке.
— Это ведь не перерыв, правда? Между тобой и мамой. Это уже окончательно. Вы не собираетесь снова быть вместе, да?
Папа медленно закрывает ноутбук и поворачивается на барном стуле лицом ко мне.
— Ну, не знаю. Я больше ни в чем не уверен. Раньше я думал, что уже все знал, но потом случилось это, и я даже не знаю ответов на самые простые вопросы.
Это так удручающе.
Я ухожу, жалея, что не могу облегчить ему жизнь. Не только мамины штучки, но и мои проблемы тоже. Он кипел вчера в кабинете Дархауэра, когда я солгала и заявила, что упала и ударилась головой. Чертовски кипел. Он тоже пострадал, и я ненавижу себя за то, что сделала это с ним. А главное, мне до смерти надоело все время его беспокоить.
В школе все гудят о том, что меня вчера отправили в офис Дархауэра, и быстро становится ясно, почему: меня исключают. Меня переводят в военное училище для девочек. Я больна, и Дархауэр не хотел, чтобы другие ученики видели, как я падаю в обморок в коридоре; кто-то поймал меня, когда я упала у доски объявлений возле спортзала в каком-то психотическом припадке. Сплетен здесь хоть отбавляй. Но никто не знает всей правды.
Как они могли заподозрить, что я отбивалась от Джейкоба Уивинга и действительно оставила следы? Это настолько маловероятный сценарий, что я никого не виню за то, что они упустили его.
Учитывая раннюю встречу Алекса с его социальным работником, он не мог подвезти меня сегодня утром. Я перебираю книги в своем шкафчике, пытаясь найти учебник по английской литературе, когда чувствую чье-то присутствие по другую сторону двери моего шкафчика. Алекс обещал найти меня, как только приедет в школу, так что я предполагаю, что это он. А кто еще это может быть? Я смотрю вниз, ожидая увидеть его белые кроссовки Adidas на ногах, небрежно скрещенных в лодыжках, когда он прислоняется к стене шкафчиков рядом со мной, ожидая, когда я закрою дверь и наконец посмотрю на него. Но... туфли, которые я вижу там, не принадлежат Алексу. Никоим образом. Возможно, сегодня утром у него была встреча с социальным работником, но я хорошо знаю своего парня. Он не будет щеголять в коричневых начищенных кожаных ботинках. Разумная обувь. И штаны хаки? Абсолютно, категорически, ни за что на свете.
Я с грохотом захлопываю дверь, мои волосы встают дыбом. Если кто-то хочет связаться со мной сегодня утром, то он реально пожалеет об этом. Однако там стоит, вежливо ожидая, когда я замечу его, абсолютно незнакомое лицо. Парень с темными волосами, коротко подстриженными и зачесанными назад в очень аккуратном, почти военном стиле. На нем белая рубашка на пуговицах, так хорошо отглаженная, что не видно ни единой морщинки. Сумка через плечо — коричневая кожа в тон ботинкам. Все в нем выглядит чистым и опрятным. Я почти удивлена, что на его левом нагрудном кармане нет маленькой черной таблички с именем, сообщающей, что он член Церкви Иисуса Христа Святых последних дней, и не хотела бы я воспользоваться моментом моего напряженного дня, чтобы поговорить о нашем Господе и Спасителе?
Парень расплывается в неестественно широкой улыбке.
— Сильвер. — Он произносит мое имя так, словно это ответ на вопрос, хотя я понятия не имею, что это был за вопрос. Впрочем, я узнаю это почти сразу. — Девушка, которая приручила Алессандро Моретти, — говорит парень, склонив голову набок. — Сильвер — это твое настоящее имя или прозвище?
Я крепко прижимаю книги к груди.
— Прошу прощения. А ты...? Я не знала, что у нас появился еще один новый ученик.
Его широкая улыбка преображается, приобретая более зловещий оттенок, противоречащий его миссионерскому одеянию.