Ревет и стонет Днепр широкий
Шрифт:
— Шагом марш!
Арестованный ревком — под конвоем юнкеров и в сопровождении конных донцов — тронулся к штабу, в подвал.
5
А Боженко с Ростиславом в это время уже вышли на Большую Васильковскую, направляясь к железной дороге.
У Иванова они уже были. Иванов лежал в своей комнате на матраце, установленном на четырех кирпичах, бледный, обескровленный, но кровотечение у него было остановлено. Возле него суетилась, улыбаясь, Мария и поила, его холодным молоком. Доктора Драгомирецкого Боженко с Ростиславам уже не застали: он сделал впрыскивание, прописал больному абсолютный покой и усиленное питание, велел Марии, чтобы она не разрешала мужу вставать, а тем более
Сообщение Боженко Иванов принял почти спокойно.
— Знаешь, Василек? Нельзя допустить, чтобы штаб пошел против нас первым! Наши силы несравненно меньше — и потому начинать должны мы. Тогда нас поддержит весь Киев… И уже поддержала вся страна: Винница, Харьков, Донетчина…
Иванов сказал, что нужно делать дальше. Раз не удалось дробиться в ревком, нужно пробиваться к силам, поддерживающим ревком. Прежде всего поднять железнодорожные мастерские. Затем любой ценой найти сапожника Сивцова, руководителя всей киевской Красной гвардии. Не будет его — немедленно связаться с штабами Красной гвардии на Демиевке, Подоле и Шулявке. Довнар–Запольский на Шулявке, Ливер на Подоле уже поднимают рабочих и солдат частей, которые расположены в их районах. Когда же наступит ночь, станет возможным тайком пробраться и в «Арсенал». Если нет, — в Третий авиапарк. «Арсенал» или авиапарк должны стать центром, который будет руководить ударом. Не позднее как утром нужно осуществить этот удар: выступить против штаба! Возможно к тому времени подоспеет и Бош с гвардейцами.
Ростиславу Иванов сказал:
— Спасибо вам, товарищ поручик! Василий Назарович позаботится уж обо всем, а вы… примите на себя руководство боевыми операциями. Хотя вы и военный специалист в… воздушных пространствах, — Иванов бледно улыбнулся, но ведь видите, что творится тут, на земле? Спуститесь уж на землю и… того — станьте ее хозяином! Вот вам моя рука…
Он пожал Ростиславу руку, и пожатие его — даром что Иванов перед этим потирал много крови — было крепким, твердым.
Когда же Боженко с Ростиславам метнулись к двери, чтобы выполнять указания не теряя ни минуты, Иванов еще остановил их:
— Товарищ поручик! Да вы же без шинели! Простудитесь! На дворе холодно… Марийка, дай товарищу поручику мою фронтовую шинель, пускай наденет… Нет, нет, не беспокойтесь, у меня есть еще бекеша… К тому же видите, какое дело: суровый доктор, наш чудесный батюшка, запретил мне и нос тыкать за дверь…
6
И вот Ростислав в солдатской фронтовой шинели Иванова и Боженко спешили теперь в железнодорожные мастерские. Уже спускались сумерки — скоро наступит ночь, а до ночи нужно было еще столько успеть сделать!
Однако на Васильковской они вынуждены были остановиться. От Киева–второго, с воинской рампы как раз выходила, только что прибыв эшелонами, какая–то большая воинская часть: голова колонны миновала угол Мариино–Благовещенской, а хвоста ее не видно было и за поворотом на Полицейскую. А шли воины по шестнадцать в ряд.
И что это были за воины
Шли они стройными рядами, под линейку словно направлялись на парад, давали ногу, держали равнение на правофланговых — и оружие у них было полным боевым комплектом: карабины с привинченными широкими австрийскими тесаками на ремне за плечом, на груди по четыре подсумка с патронами, на поясах по четыре гранаты. Это была, хорошо вымуштрованная воинская часть, готовая хотя бы и с ходу ринуться в бой.
Но более всего поражала одежда воинов. Солдаты были в железных касках русского образца, но шинели на них были английские, из–под них выглядывали серые австрийские шаровары, и на ногах бутсы под обмотки, а не сапоги, как обычно в пехоте русской армии.
И была это вовсе не русская армия. Это маршировала, вступая в Киев, бригада чехословацкой пехоты, сформированная в лагерях для военнопленных из солдат австрийской армии, чехов и словаков, которые сдались и плен славянскому брату. Лишь несколько дней назад эта бригада прибыла на Юго–Западный фронт, чтобы укрепить разложившуюся русскую армию и идти в наступление против австро–немцев. Чехи и словаки поклялись не складывать оружия, пока не придут на свои родные земли под Прагой и Братиславой. Теперь ставка фронта бросила чехословаков на укрепление сил штаба Киевского прифронтового округа, против большевистского восстания.
— Мама родная! — всплеснул руками Василий Назарович Боженко. — Да теперь же, с такой силой… Со святыми упокой!
— Н–да, — процедил сквозь зубы и Ростислав, и скулы на его осунувшемся лице заострились. — Дело серьезное…
Дело, и в самом деле, предстояло серьезное. Две с половиною тысячи — Боженко считал ряд за рядом, лава за лавой — хорошо вымуштрованных, в полной боевой форме чехословацких воинов продефилировали по Большой Васильковской, вступая в столицу Украины, и за стройной колонной пехоты прогромыхали по мостовой восемь полевых орудий и шестнадцать тачанок с пулеметами.
Но еще не замер грохот чугунных лафетов и тяжелых зарядных ящиков за Полицейской улицей, как с Бульонной грянула вдруг залихватская солдатская песня.
Пели русскую:
Все тучки, тучки понависли,
А в поле, поле пал туман.
Скажи о чем задумался,
Скажи, наш атаман…
В Киев и его окрестности вступала еще одна, только что отозванная с фронта, дивизия казаков: четыре тысячи сабель…
Боженко схватил Драгомирецкого за рукав и потащил назад.
— Куда? — удивился Ростислав, — Ведь нам на железную дорогу…
Но Боженко тащил его, они уже бежали, и Боженко на бегу говорил:
— На Прозоровскую свернем… Восьмой номер… Там мой завод… Второй механический. Я там столяром и председателем завкома… Пятьдесят хлопцев у меня: орлы! Пятьдесят винтовок!.. Сила! Отсюда и начнем… Как так у вас, авиаторов, в воздухе, не знаю, а тут, на земле — можешь мне поверить — военную науку превзошел, до фельдфебеля, твое благородие, дослужился! Раз уж исправная боевая часть занимает плацдарм, то первым делом прибирает она к рукам узлы коммуникаций — к вокзалу и территории железной дороги нам теперь уж дудки! Должны на какой–то позиции укрепиться, а затем уж будем искать связи с Главными железнодорожными мастерскими…
Еще квартал — и они добежали до Прозоровской, 8. Но на Втором механическом заводе их постигла уже полнейшая неудача. Помещение завкома завода, где базировался заводской красногвардейский отряд, зияло выбитыми окнами и распахнутыми дверями, и ветер жалобно завывал между разбитых шкафов, перевернутых столов и поломанных стульев. Сквозняк шелестел бумагами, разбросанными на полу…
Заводской сторож, калека с двумя Георгиями на старом солдатском ватнике, встретил их у ворот и поведал горькую новость. Еще утром на завод налетели юнкера, часовых красногвардейцев избили и увели с собой, а помещение разгромили. Рабочие, которые были в цехах, разбежались