Ревет и стонет Днепр широкий
Шрифт:
7
Моросил надоедливый дождик, Боженко с Ростиславом стояли среди пустынного заводского двора, калека–сторож топтался около них и клял судьбу; под пожарным навесом, возле двух бочек, тоскливо покачивали головами пара лошадей. Две клячи заводской пожарной команды — это было, кажется, все, что осталось живого на заводе…
— Тек–с… — сказал Боженко, — такие, выходит, веселые дела! — Он сердито плюнул себе под ноги. — Решили, значит, дать нам духу! Первыми, значит, начали… — Он почесал затылок и надвинул картуз на лоб. — Генерал Радко–Дмитриев перед боем всегда напутствовал нас: кто первым начинает, тот и побеждает… А генерал Рузский как раз наоборот — говорил: кто первый
И Боженко побежал под навес. Ухватив коней за недоуздки, он повел обеих кляч из–под навеса во двор.
— Верхом, твое благородие, сумеешь?
— Не приходилось… А куда?
— И мне не приходилось, — вздохнул Боженко, — но, видать, теперь придется. Вот только седел у нас нет, придется скакать так, как хлопцы в ночное, — без седел…
Он ткнул один недоуздок Ростиславу в руку, положил другому коню руки на шею и круп и заплясал, вокруг, примеряясь, как бы взобраться ему на спину.
— Василий Назарович! — взмолился калека–сторож. — Куда ж ты? Мущество ж, сказать бы, казенное, заводское… Ну, пускай уж юнкера, а теперь и ты грабить будешь…
— Отойди! — сердито отмахнулся Боженко, он едва не упал, взбираясь на лошадь: кляча, отвыкшая от верховых, десять лет назад выбракованная, вдруг крутнулась и даже попробовала ударить задом. — Отойди, говорю! Видишь. какая норовистая! Огонь! Рысак Дубровского завода! Арабский скакун! На приз принца Ольденбургского замахивается!.. И не грабим, а для нужд пролетарской революции… реквизицию делаем. Ежели побьют нас, скажешь — господа юнкера забрали. А ежели мы побьем…
Он все–таки изловчился, подпрыгнул и упал коню на спину, охватив шею обеими руками. Конь в первый момент остолбенел, застыл, затем пришел в себя и ударил задними ногами. Боженко бросило вперед, коню на голову, но он крепче ухватился за его шею и удержался. Тогда, конь встал на дыбы и сделал прыжок вперед. Василия Назаровича швырнуло назад, и он едва не упал на землю, повиснув в воздухе… Но руки у него были крепкие, и он снова удержался. Тогда конь бросился вскачь по двору, то брыкаясь, то становясь на дыбы, отчаянно мотал при этом головой. Однако Боженко был уже на коне, а раз он был на коне, то и не имел намерения сдавать свои позиции. Пальцы рук он сцепил под горлом лошади, ногами сжал ей бока и только тяжело чахкал при каждом прыжке выкрикивая «хек!», как это делают в момент рубки дров, когда попадают колуном на крепкий сук.
Лошадь поняла, что выхода у нее нет, что тяжелая ноша уже прирастает к спине, и остановилась, растопырив ноги и понуро опустив голову.
— Нет, братцы, какова кавалерийская наука, — тяжело дыша, сказал Боженко, обращаясь к Ростиславу и сторожу. Пот ручьями заливал ему лицо, из прикушенной губы текла кровь, но Василий Назарович был человеком гордого нрава и сумел показать, что для него сущий пустяк объезжать лошадей. — Вот так, брат, американские индейцы разных мустангов в овец превращали. Фу! — Вдруг он рассердился. — A ты, господин поручик, какого дьявола торчишь как чучело? Садись, Ростик, поехали!
— Но куда же ехать, Василий Назарович?
— Как — куда? — совсем разъярился Боженко. — На Демиевку. Поднимем демиевских — будем пробиваться ко дворцу на подмогу. Нет времени! А верхом за десять минут там будем! Ну? Ударили!
Не ожидая, пока его товарищ сядет верхом, Боженко хватил свою клячу ногами по бокам — и лошадь неуверенно шагнула вперед.
— Но–но! — понукал Боженко. — Пошла!
Ростислав подошел к своей кляче. Ему повезло большего — то ли кляча попалась более смирная и раньше выбракованная, то ли она увидела впереди свою напарницу, с которой привыкла десять лет ходить вместе, только она не брыкалась, не била задом и не становилась на дыбы. Она спокойно приняла всадника на спину только печально мотнула головой, посмотрела с укоризной на своего мучителя и поплелась рысцой к воротам.
А Боженко тем временен становился настоящим кавалеристом. Даже нашлись и специфический кавалерийские словечки.
— В шенкеля ее бери, в шенкеля! — советовал он Ростиславу, видимо и сам толком не ведая, что это значит «шенкеля». Свою лошадь он изо всех сил колотил каблуками под ребра. — Аллюром! Давай аллюр!
Лошади пошли мелкой рысью. Ростислав уже догонял своего нового товарища. Еще минута — они были рядом: клячи пожарного обоза за десять лет привыкли ходить в паре.
Всадники миновали Прозоровскую выскочили на Васильковскую — улица была пуста: казаки уже прогарцевали и помчались налево, на Демиевку.
Опускались вечерние сумерки
8
В президиуме Жмеринского совета почти не было большевиков — были только эсеры и меньшевики.
И вчерашнее вечернее заседание президиума Совета не предвещало ничего хорошего. Делегаты донских полков атамана Каледина явились на заседание, размахивали нагайками и грозились изрубить в щепу всех, кто посмеет выступить против законной власти Временного правительства. Шесть эшелонов донцов вызванных с фронта в Петроград бежавшим в Гатчину Керенским, стояли под парами перед вокзалом на воинской рампе и на товарной станции. Президиум решил создать «Комитет спасения революции» и признавать только всероссийскую власть Временного правительства, которое уже не существовало, а на Украине — власть Центральной рады. От власти Советов президиум Совета предлагал тем временем…, воздержаться. Сегодня на утреннем экстраординарном заседании пленума Совета и должно было быть утверждено решение: либо воздержаться, либо…
Пленум проходил и огромном жмеринском вокзале, в роскошном помещении бывших «царских апартаментов»; царь Николай из года в год проезжал черед жмеринскую станцию в Ливадию, в Крым, и непременно съедал здесь прославленный на всю бывшую Российскую империю шашлык, изготовленный жмеринским железнодорожном буфетчиком Тубакаевым.
Пленум собрался и полном составе — в овальном зале с золотой мебелью, с зеркалами во всю стену и парчовыми драпри ни окнах и дверях. Делегаты калединских казаков тоже пришли. Но они уже меньше размахивали нагайками: пять эшелонов отбыли в течение ночи на Киев — Петроград, оставался еще только шестой; с командным составом и штабом. А в зале первого класса, отделенного лишь проходом от «царских апартаментов», бурлила огромная толпа людей — тысячи солдат из гарнизонов или с транзитных маршрутов и местные рабочие из депо и вагонных мастерских.
Пройти сквозь густую толпу, которая плотно заполняла просторный зал первого класса, было почти невозможно — и Ксения Бош с Демьяном Нечипоруком и членами корпусного гвардейского комитета протиснулись в «царские апартаменты» с огромнейшим трудом.
Вокруг, причудливо меняя расцветы, словно в театральном феерическом представлении, так как утро наступило ясное и солнце ярко светило сквозь огромные окна с разноцветными витражами, бурлили толпы людей.
— Разогнать Совет! Туда всякая сволочь проникла! Нет там представителей от пролетариата и солдат! Пускай заседают не у царя за пазухой, а здесь, прямо в зале, среди народа!..