Ревизор: возвращение в СССР 21
Шрифт:
— У кого есть старинные вещи? — тут же бросил клич брат Ахмада Иса.
— У Халимы ковёр персидский, — вспомнил один из соседей. — Помните, то ли её дед, то ли прадед из Ирана привёз? Шелковый!
— А что? Персидский шёлковый ковёр, сам по себе, хороший подарок, — поддержал дядя Малик. — А про этот говорят, что он у самого падишаха в кабинете сто лет назад лежал. Надо деньги собирать…
— И сколько предложить ей за такой ковёр? — спросил Ахмад.
Родственники собрали две с половиной тысячи рублей и пошли к одинокой вдове Халиме, потерявшей в войну и мужа, и двоих сыновей.
Москва. Малая Семёновская улица.
— Регина! — заорал, испугавшись, Рашид, когда не смог войти в квартиру. — Ты чего? Что с тобой?
Она упала на четвереньки, когда он открыл дверь и толкнул её.
— Всё нормально, — поспешила ответить она, отползая в сторону. Рашид ворвался в квартиру и поднял её с пола.
— Родители приходили? — спросил он.
Регина кивнула.
— Что говорили?
— Что меня из МГУ отчислят, когда выяснится, что я твоя любовница, — потерянно взглянула она на него.
— Никто тебя не отчислит, я не дам, — уверенно ответил он, обнял её и прижал к себе.
Святославль. Дом Шанцевых.
Вернувшись домой с работы, Шанцев уже привычно достал к ужину запотевшую бутылку из морозилки. В последнее время его не отпускало без водки. Стараясь не замечать укоризненно-беспокойного взгляда жены, он налил себе стопочку.
И чего я на Иваныча набросился? — выпив её, стал думать он. — Ну, ведь и правда, нервы ни к чёрту стали. Надо отпуск брать. Сам же об этом думал. Правильно Иваныч говорит. Надо будет извиниться перед ним в понедельник. Нехорошо получилось… И махну куда-нибудь!.. А куда? О, брат же двоюродный из Благовещенска уже сколько лет в гости зовёт. Говорил, у них там рыбалка не чета нашей. Рыба красная. Икра ведрами.
А о том, как счеты свести, после отпуска буду думать. На свежую голову. Не за счет своего здоровья.
Грозненский район. Станица Первомайская.
Мужчины отправились к одинокой вдове целой делегацией. В дом все ломиться к ней не стали, попросили старушку выйти к ним на улицу.
— Пусть будет день вам добрым! — вышел вперёд дядя Малик, — Халима, просим у тебя продать твой ковёр персидской. Вот, денег собрали, — протянул он ей ощутимую стопку разнокалиберных купюр. — Здесь две с половиной тысячи.
На лице Халимы отразилось крайнее удивление. Эта сумма для одинокой пенсионерки была просто нереальной.
— Зачем вам мой ковёр? — спросила пожилая женщина и Малик с племянниками рассказал ей историю чудесного спасения Ахмада.
— Ты же знаешь, Халима, как мы относимся к таким вещам, — продолжал Малик. — Ахмад должен отблагодарить пасынка. Ему пришлось больших людей о помощи просить, чем это всё ещё ему аукнется, одному Аллаху известно.
Халима выслушала внимательно, взглянула на Ахмада и сказала:
— Я хотела ковер этот сохранить, чтобы меня в нем, завернув, похоронили. Чтобы на мне закончилась история моего рода, тесно с ним связанная. Но по правде говоря, для такого и простой ковер вполне подойдет. Берите персидский ковёр. А денег не надо. За такое деньги брать нельзя. Мы все одна семья, одна станица. Кто помог одному из нас, тот помог всем нам.
— Спасибо, — поблагодарили ее мужчины, а Халима пошла в дом, приглашая их за собой.
— Постойте! — зашептал Ахмад. — То я пасынку должен был, а теперь Халиме должен буду. Не хочу быть должен!
— Успокойся, Ахмад, — положил ему руку на плечо дядя Малик. — Бери ковёр, это от чистого сердца и доброй души. А Халиму мы отблагодарим, деньгами не берет, так продуктами снабжать будем, ремонт ей в доме сделаем, крышу перекроем, да мало ли, что ещё понадобится. В том числе и ковер новый купим для похорон. Мы ей, конечно, и так помогаем, колодец, вот, в том году почистили… В общем, бери персидский ковер, и не беспокойся, всё, что нужно, у неё будет. И должен ты ей не будешь.
После тренировки примчался Марат.
— Извини, Паш, что поздно. Пока Аишу домой отвёз… Что случилось? Мартин сказал, что я тебе нужен.
— Да, разговор есть, — пригласил я его в кухню. — Фирдаус просит поднатаскать тебя по рыночной экономике в капиталистических странах. Я согласился, считая, что это повысит твои шансы в отношении Аиши. В случае, если ты с ней уедешь за рубеж, то не будешь ее родителям обузой, сможешь деньги зарабатывать, понимая, как там все устроено. Но ты должен понимать, что рыночная экономика в СССР не то, что не котируется, а она вообще запрещена. И мне читать такие лекции очень опасно. Понимаешь? Не дай бог, кто-то узнает.
Марат кивнул, серьёзно глядя на меня.
— Я готов рискнуть ради тебя и твоего будущего с Аишей, но при одном условии, что ты никому никогда не расскажешь, кто обучил тебя рыночной экономике. И не будешь нигде в СССР демонстрировать, что знаешь такие детали, это будет выглядеть подозрительно для КГБ. Подумают, что ты вражеские голоса слушаешь, или подпольную литературу почитываешь.
— Конечно, — закивал Марат. — Спасибо, что помогаешь мне, знаю, как ты загружен. И никому ни слова, ни звука. Буду учить эту рыночную экономику, стараться, тем более, если вы оба с Фирдаусом считаете, что мне это надо, чтобы с Аишей что-то получилось, — очень серьёзно сказал он.
Меня это вполне удовлетворило.
— Тогда приезжай завтра к одиннадцати, — велел я. — Фирдаус и Аиша тоже будут учиться вместе с тобой.
— Что же ты сразу-то не сказал? — заулыбался он. — Это же здорово!
— Ох, чувствую, Аиша будет отвлекать тебя от занятий.
— Нет! — тут же бросился защищать её Марат. — Знаешь, как она мне с арабским помогает!
Глава 9
Москва. Дом на Котельнической набережной.