Ревизор: возвращение в СССР 21
Шрифт:
— Ну что, старый, сбылась твоя мечта, — обратилась к нему супруга после непродолжительного молчания. — Будет у тебя внук.
— Не понял! — подпрыгнул на месте Сосо. — Что ты хочешь сказать?
— Да. Она беременна… У меня глаз намётанный, ты же знаешь… Говоришь, большой академик за ней бегал? Ну так он, судя по всему, не только цветами перед ней размахивал. Значит, скоро будет у него большая радость или не меньшее огорчение, смотря как он к этому отнесется…
— То-то, я смотрю, она на соленья так налегает! — с ужасом в глазах опустился на табурет Сосо.
— И что будем делать? — села рядом с ним Томуна.
У обоих перед глазами стояло счастливое лицо сына.
Москва. Квартира Сосо Гурцкая.
Дождавшись, пока сын вернётся домой, Сосо позвал его за стол поговорить. Он сам уже принял на грудь и плеснул коньяка Рамазу. Глядя на его счастливое лицо, язык не поворачивался сообщить ему о догадке матери. Наконец Сосо все же собрался с духом.
— Рамаз, мать считает, что Ксюша беременна от своего прежнего жениха, — выдал он на одном дыхании.
Сын чуть не подавился пирожным.
— С чего она взяла? — с выпученными глазами спросил он.
— Женщины это как-то видят, — уклончиво объяснил отец, — сам знаешь, мать ни разу не ошиблась ни с кем… Не раз при тебе это обсуждали. Многие и сами не знали, а мама наша…
— Да нет! — не хотел верить Рамаз. — Ну, нет…
Отцу было больно видеть, как счастливая улыбка на лице сына сменилась на гримасу отчаяния.
— Ну, почему? — спрашивал Рамаз непонятно кого. — Зачем?
Сосо налил им обоим ещё по рюмочке. Они выпили. Сосо приобнял сына, не в силах смотреть на него.
— Что мне делать? — наконец спросил Рамаз.
— Это ещё ранняя беременность, надо делать аборт… Если ты хочешь с ней быть…
— Я не смогу ей этого сказать! — поднялся Рамаз и стал ходить по кухне взад-вперёд. — Она так мечтает о детях!
— Хорошо. Мы с матерью сами скажем. Пригласи её ещё раз.
До конца субботы провозился со схемой тростей для Карнабеды. Разобрал трость с деревянной ручкой, пытаясь понять, как она крепится к трубе. Не обнаружил ничего, кроме слоя клея. Но мне показалось это ненадёжным, дерево имеет свойство усыхать и рассчитывать на один клей очень опрометчиво. На Западе это тебе не в СССР. Не дай бог, кто-то за бугром с этой тростью навернётся, из-за того, что ручка выскочила из трубы, по судам же затаскают, на миллионы баксов иски подадут на компенсацию. Надо что-то другое придумать…
Просидел до позднего вечера, так ничего и не придумал, решил с Карнабедой посоветоваться.
В воскресенье закончил статью в газету. Погуляли с Загитом с детьми в переносках. Вынесли их во двор и сидели на лавке вдвоём с номером «Правды», обсуждали вчерашнюю встречу в Кремле Косыгина и представителей Южного Вьетнама и Демократической Республики Вьетнам. Оба представителя Вьетнама указали на то, что позиция США в переговорах по мирному урегулированию лишь затягивает процесс принятия мирных соглашений и продлевает боевые действия.
Так и хотелось сказать, что мне это что-то напоминает, прямо, дежавю. Но тесть ничего не поймет, конечно, о чем это мне может напоминать…
Вечером печатал дома вместе с Загитом фотографии из поездки в Ржевский район. Когда я осветил тему, он сам немедленно вызвался мне помочь. И красную лампочку лично нашел у коменданта, а то я реактивы закупил, а про нее совсем забыл.
Москва. Квартира Костенко.
Два дня Светлана клеила своё анонимное послание ректору. В поисках нужных слов пришлось изучить несколько номеров «Труда», и настроение совсем испортилось, когда в одной из газет она обнаружила статью Павла Ивлева… Ну как же так! Почему одним все, а другим — ничего?
Но в воскресенье письмо было готово, правда, фамилию Самедов пришлось несколько раз набирать из отдельных букв.
Чтобы обеспечить себе анонимность, Светлана решила отправить письмо по почте без указания обратного адреса на конверте. А чтобы письмо пришло быстрее и не блуждало по Москве, она решила завтра бросить его в почтовый ящик при университете. В почтовом отделении рассортируют и быстро вернут его обратно в МГУ.
В понедельник взял с собой в университет свои схемы, ручки и наконечники для тростей и в перерыве между парами договорился о встрече с Карнабедой после занятий.
Во время обеденного перерыва собрал всех наших и рассказал, как съездил в Ржевский район по их письму и прочитал готовую статью.
— Вы первые, кто это слышит, статью даже в редакции ещё не видели, — сказал им я, и прямо почувствовал, как они все прониклись важностью момента.
Ребята были в полном восторге.
— Вот как у тебя так получается писать… Слово к слову, ни одного лишнего нет, и картинка перед глазами? — спросил меня Ираклий уважительно.
Ну и что ему сказать? Что даёт себя знать сорокалетний опыт работы с бумагами на основной работе и на подработках? Пришлось что-то рассказать про вдохновение…
Москва. МГУ. Кабинет ректора.
— Ну как, товарищи, все вопросы обсудили? — спросил ректор, рассчитывая, что совещание подошло к концу. Уже и два момента в «разном» рассмотрели… Но нет…
— Разрешите? — попросил слова проректор по хозяйственной работе Курилов. — Странное что-то творится со строительством дороги к первому корпусу… Может, я и напрасно нагнетаю… Но всё было нормально! И фонды отпущены, и материалы в наличии, и техника, и люди. Уже бытовки завезли. А тут всё встало намертво! Пытался выяснить, что происходит. Фондов, вдруг, больше нет. Когда будут? А неизвестно. Ремонт нескольких участков в плане стоял. То же самое и с ними. Странная какая-то тенденция. И не пойму, в чём дело.
— Зато я, кажется, знаю, в чём тут дело, — взял слово проректор по учёбе Кошевец. Перед его глазами всплыл в деталях визит некоего Костенко из Министерства автодорог РСФСР, которого он отшил… На тот момент ему это казалось хорошим решением…
Глава 10
Москва. МГУ. Кабинет ректора.
— Приходил ко мне как-то отец студентки с экономфака, — продолжил проректор по учёбе Кошевец, — как раз, из министерства автодорог, как сейчас помню, начальник управления по капстроительству Костенко. Жаловался на Смедова, что дочь обижает, из «Комсомольского прожектора» выставил без причины… Не здесь ли, товарищи, собака зарыта?