Револьвер для адвоката
Шрифт:
– Да.
– Это был офицер Корбин?
– Полагаю. Имени я не помню, но ведь оно есть в рапорте.
– Но вы помните, как рассказывали офицеру о произошедшем?
– Помню.
– И он кратко изложил ваши слова?
– Да. Так и было.
– Он даже попросил вас все прочитать, а затем подписать рапорт?
– Да, но я сильно нервничала.
– Это ваша подпись в рапорте? Здесь, под абзацем с кратким изложением событий?
– Моя.
– Миссис Уэлтон, зачитайте, пожалуйста, присяжным вслух, что офицер Корбин написал после вашего разговора.
Уэлтон замешкалась, изучая абзац. А обвинитель Кристина Медина, воспользовавшись моментом, встала, чтобы выдвинуть протест.
– Ваша честь, протестую. Подписывала свидетель отчет офицера или нет, адвокат пытается бросить тень сомнения на ее свидетельские показания с помощью документа, автором которого она не является.
Судья Майкл Сибеккер, прищурившись, обернулся ко мне.
– Ваша честь, подписав рапорт полицейского, свидетель официально признала его формулировку.
Отклонив протест, Сибеккер приказал миссис Уэлтон зачитать из рапорта подписанные ею показания. И она в конце концов подчинилась.
– «Жертва заявила, что остановилась на перекрестке Камден-драйв и Элевадо, и в нее тут же врезалась машина. Открыв дверцу, чтобы выйти и оценить повреждения, она наткнулась на чернокожего мужчину, взр. тридцать – тридцать пять»… Понятия не имею, что такое «взр».
– Возраст, – объяснил я. – Не отвлекайтесь, пожалуйста.
– «Нападавший схватил ее за волосы, вытащил из машины и швырнул на землю прямо посреди улицы. Ткнул ей в лицо черного цвета короткоствольный револьвер и сказал, что пристрелит, если она шелохнется или издаст хоть звук. Затем он сел в машину пострадавшей и скрылся в северном направлении. За ним последовал автомобиль, который был причиной аварии. Жертва не смогла…»
Она замолчала.
– Ваша честь, не могли бы вы попросить свидетельницу прочитать показание полностью, все, как записано в день происшествия.
– Миссис Уэлтон, – медленно произнес судья Сибеккер, – прошу зачитать показания целиком и полностью.
– Но, ваша честь, здесь не все.
– Миссис Уэлтон, – настойчиво повторил судья, – зачитайте показание полностью, как вас попросил адвокат защиты.
Уступив, Уэлтон выдавила последнюю фразу:
– «В настоящее время жертва не смогла дать более подробное описание подозреваемого».
– Спасибо, миссис Уэлтон, – сказал я. – Итак, описание подозреваемого дано лишь в общих чертах, зато вы с самого начала были в состоянии детально описать оружие. Я прав?
– Не знаю, насколько детально. Он направил револьвер прямо мне в лицо, я хорошо его рассмотрела и смогла описать. К тому же мне помог полицейский, объяснив разницу между револьвером и другими видами оружия.
– И вы смогли описать вид оружия, цвет, даже длину ствола.
– А разве оружие не всегда черное?
– Давайте вопросы буду задавать здесь я, миссис Уэлтон.
– Просто про оружие полицейский расспрашивал много.
– Тем не менее вы не смогли описать человека, который угрожал вам этим оружием. Хотя всего два часа спустя, на опознании, выбрали его фотографию из многих других. Я правильно говорю, миссис Уэлтон?
– Вы поймите: я видела человека, который меня ограбил и угрожал оружием. Но одно дело описать нападавшего, и совсем другое – узнать. Когда я увидела фотографию, я его узнала. Не сомневаясь. Так же как не сомневаюсь, что за тем столом сидит именно он.
Я повернулся к судье:
– Ваша честь, я хотел бы отметить, что свидетель уклоняется от ответа.
– Ваша честь, – встрепенулась Медина, – в своих так называемых вопросах адвокат делает громкие заявления. Он сделал заявление, свидетель ответила. Замечание об уклонении не имеет под собой никаких оснований.
– Замечание отклоняется, – произнес судья. – Задавайте следующий вопрос, мистер Холлер. И я хочу услышать именно вопрос.
Я задал. Я очень старался. Я двадцать минут изводил Клэр Уэлтон по поводу опознания моего клиента. Поинтересовался, как много темнокожих людей она знала в своей жизни, жизни домохозяйки из Беверли-Хиллз, тем самым дав возможность всплыть проблеме межрасового опознавания… Тщетно. Ни разу у меня не получилось поколебать ее решимость, ее убежденность, что ограбление совершил не кто иной, как Леонард Уоттс. А по пути она, похоже, вновь обрела то, что, по ее словам, потеряла во время ограбления, – уверенность в себе. Чем больше я на нее наседал, тем лучше она держалась под словесным напором. И отвечала мне той же монетой. К концу допроса свидетельница превратилась просто в кремень. Она опознала моего клиента и точка. А вот я – нет.
Я сказал судье, что вопросов больше нет, и вернулся к столу защиты. Медина сообщила, что у нее есть короткий повторный прямой опрос свидетеля, и я знал, что она задаст Уэлтон пару вопросов, которые лишь укрепят опознание. Пока я пробирался к своему месту рядом с Уоттсом, он пытался углядеть на моем лице хоть какой-то признак надежды.
– Ну, как-то так, – прошептал я. – Нас сделали.
Он отшатнулся, словно мое дыхание или произнесенные слова – а может, и то и другое – вызвали у него отвращение.