Революция и Гражданская война в России 1917—1922
Шрифт:
Нетрудно заметить, что в мемуарной литературе, принадлежащей перу эмигрантов, редко встречаются утверждения о неизбежности революции и победы большевиков. Здесь преобладает поиск разного рода утраченных возможностей. При этом большинство мемуаристов удивляются легкости, с которой Февральская революция одержала победу над самодержавием, а затем и большевики взяли верх над Временным правительством. Совсем недавно один из свидетелей событий 1917 года М. Карпович писал, обвиняя царя и правительство в пренебрежении требованиями думской оппозиции – создать в России министерство общественного доверия. В этих требованиях, утверждает Карпович, «не было ничего революционного, и всякая сколь-нибудь разумная власть ухватилась бы за этот последний шанс – хотя бы для собственного спасения. Русская же власть того времени оставалась глуха ко всем предостережениям даже тогда, когда они шли от Государственного совета, от Совета объединенного дворянства, от великих князей. За последние до революции месяцы о ее неизбежности часто говорили. Но когда она пришла, она всех застала неподготовленными: и население, и правительство,
3
Русская мысль. Париж, 1984. 9 февраля.
Александр Солженицын полагает, что царь мог бы опереться на миллионный корпус присягавшего ему русского офицерства. Но это иллюзия. Хотя состав офицерства и изменился за годы мировой войны, в нем продолжало доминировать дворянство, явно желавшее сохранить монархию. Но что могли сделать офицеры и генералы без поддержки солдат, уже выходящих из подчинения? В отдельных случаях дело доходило до убийства солдатами и матросами своих офицеров. В моем архиве имеется небольшое письмо, отправленное 12 марта 1917 года из Кронштадта солдатом Анатолием своему другу Сергею. Вот его текст:
«Здравствуй, Сережа! Сережа, письмо твое я получил восьмого числа, и на которое спешу ответить. Сережа, я пока жив и здоров. Сережа, у нас в Кронштадте двадцать восьмого числа в десять часов вечера поднялось все войско и ходило всю ночь по городу с музыкой; а утром стали забирать все начальство, которые на судах и в домах, и сажать их и в тюрьмы, и в карцеры, но которое начальство было не особенно хорошее, тех тут же убивали. Первым долгом утром подошли к дому главного командира тыла Балтийского моря, сняли посты у его дверей, ворвались в его дом, вытащили оттудова командира и притащили его на площадь. Там его убили, и остальных почти также всех перебили, осталось офицеров очень мало, и то они сейчас сидят в тюрьме. Наши матросы приходили в тюрьму за остальными офицерами и хотели остальных перебить, но уже временный комитет приказал, чтобы из тюрьмы офицеров не выдавали военным; убитых офицеров насчитывается около ста человек.
Сережа, был я недавно в Петрограде, там тоже устанавливаются уже порядки. Заводы начали тоже работать, только одно плохо, что угля в Петрограде почти совсем нету, а потому и заводы не все работают, а только те, где делают снаряды. Сережа, в действующий флот, по всей вероятности, нас не будут списывать. Сережа, напиши, как у вас там дело насчет нового правительства и много ли у вас на шахте работает народу. Сережа, если будут пускать на шахте работать, то я постараюсь опять попасть на шахту. Сережа, еще напиши, что у вас на шахте не ворачивали рабочих из действующей армии за неимением рабочих на шахте. Сережа, написал бы еще кое-что, да некогда. Сережа, письма пиши по старому адресу. Затем прощай. Анатолий» [4] .
4
В настоящем издании сохранены особенности орфографии и пунктуации архивных материалов.
Думаю, что комментарии к этому письму излишни. Конечно, не везде с офицерами поступали так жестоко, как на флоте, но и в Петроградском гарнизоне они оказались изолированными и деморализованными, и уж во всяком случае не они могли защитить и спасти российское самодержавие. Частично офицеры смогли сплотиться против большевиков только в начале Гражданской войны – в Добровольческой армии, созданной Л. Корниловым, М. Алексеевым и А. Деникиным.
Я попытался доказать в своей книге, что ни Февральская, ни Октябрьская революции не были преждевременными, что «горючего материала» для этих революций в России в 1917 году было более чем достаточно. Сходные тезисы защищал и американский историк и советолог Роберт В. Дэниэлс в своей содержательной статье «Что произошло с Русской революцией?». Он, в частности, писал: «Со времени 1917 года принято объяснять недостатки и разочаровывающие стороны Русской революции указанием на то, что эта революция была преждевременной и поспешной в условиях той страны, в которой она произошла… Но если Октябрьское восстание было действительно преждевременной пролетарской революцией, тогда сам факт, что она могла произойти в России, при условиях, преобладающих в этой стране, немедленно ставит под сомнение тезис Маркса о том, что революция может иметь место только после того, когда старое общество полностью разовьется и истощит возможности своего развития. Однако более широкий взгляд на великие революции в истории, такие, например, как Английская и Французская, свидетельствует, что Россия не была одинокой в своей преждевременности. Революции, как правило, не возникают после полного созревания данной социальной системы и уж, несомненно, не возникают после полного развития капитализма. Марксистское предположение на этот счет является не только ошибочным для русского случая, оно является ошибочным вообще. Революция, как это было повсеместно отмечено, является естественным спутником процесса модернизации, однако она происходит обычно не в конце процесса, а в начале его средней стадии, то есть в период наиболее быстрых перемен и накопления величайшей напряженности между изменяющимся обществом и жесткими рамками устаревших учреждений» [5] .
5
Daniels R. V. Whatever Happened to Russian Revolution? // Commentury. USA. 1978. November. P. 50–52.
Роберт В. Дэниэлс, безусловно, прав, когда он утверждает, что революция 1917 года в России была столь же естественным результатом развития социально-политических отношений в стране, как это было в Англии и Франции в XVII и XVIII веках. Естественным и закономерным было развитие в XX веке таких революций, какие произошли в Китае, во Вьетнаме, на Кубе. Вероятность социалистической революции на ближайшие 15–20 лет очень велика во многих странах Латинской Америки, но практически равна нулю в США или в Канаде. Маркс был неточен в своих предположениях, ожиданиях и концепциях.
В середине XIX века Маркс и Энгельс вообще отвергали возможность победы социалистической революции в одной отдельно взятой стране. Они думали о революции, которая должна была охватить все главные капиталистические страны Европы. Маркс и Энгельс не могли даже предполагать, что экономическая система капитализма окажется в состоянии достигнуть таких уровней развития, как это произошло во второй половине XX века. Социализм, вышедший на международную арену после Октября, не смог и через 70 лет догнать по экономическому уровню ведущие страны капитализма.
Успехи мировой капиталистической системы, которая во многих отношениях все еще опережает параллельно развивающуюся мировую социалистическую систему и, в частности Советский Союз, отнюдь не доказывают ни вечности капитализма, ни невозможности новых социалистических революций – в том числе и в развитых капиталистических странах. Эти революции могут прийти в наш мир и без вооруженных восстаний и гражданских войн. Если XX век внес так много неожиданных поправок в наши представления о социализме и капитализме, то почему нельзя предположить, что и XXI век будет также богат неожиданностями, которые сегодня просто трудно представить.
Конечно же, ни Февральская, ни Октябрьская революции не были преждевременными, особенно в своих первых и главных революционных преобразованиях. Для Февральской революции это было свержение самодержавия и утверждение демократии; для Октябрьской революции – перемирие на фронтах мировой войны, передача помещичьих, удельных и церковных земель в распоряжение крестьянских Советов и комитетов, введение рабочего контроля и национализация крупных монополий, крупнейших предприятий и банков, отделение церкви от государства, установление 8-часового рабочего дня, уничтожение сословий и Декларация о полном национальном равноправии народов России. Однако многие из мероприятий советской власти, предпринятых весной 1918 года, были явно преждевременными, они были забеганием вперед и с этой точки зрения были ошибочными. Так, например, были явно ошибочными такие мероприятия, как национализация не только крупных, но также мелких и средних предприятий, полное запрещение частной торговли в стране, попытка введения прямого продуктообмена между городом и деревней, принудительное изъятие всех излишков зерна и других продуктов у крестьян. Именно для проведения такой политики были созданы многочисленные продовольственные отряды (продотряды) из рабочих и комитеты крестьянской бедноты (комбеды), наделенные чрезвычайными полномочиями. Явно неразумными мероприятиями были разделы и раздробление всех без исключения крупных аграрных хозяйств, включая и высокорентабельные капиталистические хозяйства. Очевидным разрушением производительных сил деревни стал и разгром и раздел относительно рентабельных крупных крестьянских (кулацких) хозяйств. Эти мероприятия оттолкнули от большевиков не только крупное крестьянство, но и значительную часть среднего, а также ремесленников и даже часть пролетариата. Оказался невозможным какой-либо компромисс между большевиками и другими социалистическими и мелкобуржуазными партиями России. Большевики оказались в изоляции, и это ослабило советскую власть и открыло дорогу для консолидации буржуазно-помещичьей контрреволюции. Констатация этих фактов и доказательство этих тезисов составляют главную, по моему замыслу, часть настоящей книги.
Нелишне отметить, что и сегодня большая часть советских исследователей пытается доказать, что политика продразверстки, комбедов и продотрядов, то есть всего того, что получило позднее название «военного коммунизма», была не причиною, а следствием гражданской войны. Так, например, советский автор И. Челышев, полемизируя с западными историками, пытается просто отрицать тот факт, что широкие массы мелкой буржуазии разочаровались весной и летом 1918 года в большевиках из-за проводимой ими политики военного коммунизма. В подтверждение своих рассуждений И. Челышев ссылается на слова Ленина о том, что военный коммунизм был политикой, вынужденной войной и разорением России, что он не отвечал глубоким хозяйственным задачам и интересам пролетариата [6] . Эти слова Ленина были полупризнанием ошибок большевиков, и он имеет в виду последствия не Гражданской, а мировой войны. Последствия Гражданской войны в 1921 году были еще более тяжелыми, но именно в это время большевики приняли решение об отказе от политики военного коммунизма.
6
Проблемы мира и социализма. 1983. № 7. С. 90.