Революция и Гражданская война в России 1917—1922
Шрифт:
Но Ленин не был пророком, представлявшим на земле какие-то высшие силы. Нет, Ленин был простым человеком, не гарантированным от ошибок и не слишком хорошо защищенным от множества подстерегавших его опасностей. Не буду говорить здесь о нескольких покушениях на жизнь Ленина. Приведу менее известный факт: при нелегальном переходе границы 15 декабря 1907 года Ленин едва не утонул, когда неокрепший лед Ботнического залива провалился под его ногами и ногами двух проводников Ленина.
В книге «Малознакомый Ленин» В. Валентинов задает риторический вопрос: «Что было бы, если 15 декабря 1907 года Ленин утонул бы в Ботническом заливе? Произошла бы Октябрьская революция 1917 года?
А если бы произошла, – приняла ли она тот особый социально-политический характер, который он своими декретами ей навязал насильственно и вопреки марксизму Плеханова, доказывавшего, что “никакой великий человек не может навязать обществу такие отношения, которые уже не соответствуют ему”? В ходе великих исторических событий, определенных Октябрьской революцией, не сыграл ли роль и такой пустяк, как пласт более крепкого льда, на который, ища спасения, сумел вскочить тонувший Ленин? Мелкая случайность в крупнейших событиях истории играет роль более важную, чем это принято думать» [30] .
30
Валентинов Н. В. Малознакомый Ленин. Париж, 1972. С. 96.
В этом рассуждении есть свой резон, ибо если бы личная судьба Ленина сложилась в 1907–1917 гг. иначе, то и судьба провозглашенной и организованной им революции могла сложиться по-иному.
Не была предопределена деятельность как противников, так и временных союзников большевистской партии. И с этой точки зрения очевидно, что победа Октябрьской революции не была неотвратимой. Но она не была и случайной. В любой из периодов развертывания революции обстановка допускала несколько различных альтернатив развития. Различные альтернативы развития событий сохранялись и после Октября в Петрограде. Это понимают и наиболее вдумчивые из числа западных историков. Один из них – У. Чемберлен писал еще в 1967 году: «Нельзя считать, что каждый шаг от традиционного государства Николая II к революционной диктатуре Ленина был фатально неизбежен» [31] .
31
Русское обозрение. США, 1967. С. 12.
Конечно, то, что уже произошло, изменить нельзя. И тем не менее изучение различных альтернатив и упущенных возможностей также должно быть частью работы историков и исторической науки. Эти знания и этот анализ могут быть полезны и для практических политиков, которые готовы учиться на уроках истории.
2. О Февральской буржуазно-демократической революции
Приняв изложенные выше тезисы, нужно сделать вывод, что и Февральская демократическая революция не была абсолютно неотвратимым событием. Неудачное начало войны, которая становилась все более и более непопулярной в широких массах народа, растущие тяготы солдат в окопах, углубление хозяйственной разрухи, брожение среди интеллигенции и в кругах мелкой буржуазии, – все это делало вероятным революционное свержение самодержавия. И эта вероятность революционного развития событий непрерывно возрастала с каждым месяцем в 1916 году и с каждой неделей в январе-феврале 1917 года. Однако до событий 27–28 февраля это была все еще вероятность, то есть одна из альтернатив в сложившейся исторической ситуации.
Нетрудно доказать, что Россия была беременна революцией еще до вступления ее в Первую мировую войну. Ни одна из проблем, которые стали причиной революции 1905–1907 гг., не была решена. Сохранение в России основ самодержавия, представлявшего в первую очередь власть крупных землевладельцев, полуфеодальные отношения в деревне, бюрократизм и коррупция, неравноправие народов, населявших Россию, растущая зависимость от иностранного капитала, прогрессирующее обнищание значительных масс городского и сельского населения, но также идущий одновременно процесс быстрого развития капитализма – все это размывало и разрушало фундамент когда-то прочного здания императорской России. Не смогла да и не пыталась остановить ход этих разрушительных процессов и православная церковь. «Истина вынуждает меня сказать, – писал недавно А. Солженицын, – что состояние Русской церкви к началу XX века, вековое унижение ее священства, пригнетенностъ от государства и слитие с ним, утеря духовной независимости, а потому утеря авторитета в массе образованного класса и в массе городских рабочих, и самое страшное – поколебленность этого авторитета даже в массе крестьянства – это состояние Русской церкви явилось одной из главных причин необратимости революционных событий (выделено Солженицыным)… Увы, состояние Русской православной церкви к моменту революции совершенно не соответствовало глубине духовных опасностей, оскалившихся на наш век и на наш народ» [32] .
32
Вестник РХД. Париж. № 112–113. С. 106–107.
Возможность революции была столь очевидной, что ее видели и не столь уж дальновидные монархисты. После роспуска первой Государственной думы, показавшейся царю слишком радикальной, князь Евгений Трубецкой писал Николаю II: «Государь, стремление крестьян к земле имеет неудержимую силу. Всякий, кто будет против принудительного отчуждения, будет сметен с лица земли. Надвигающаяся революция угрожает нам конфискацией, подвергает опасности саму нашу жизнь. Гражданская война не более чем вопрос времени… Быть может, правительству удастся теперь репрессивными мерами подавить революционное движение. Тем ужаснее будет тот последующий и последний взрыв, который ниспровергнет существующий строй и сровняет с землей русскую культуру. И вы сами будете погребены под развалинами» [33] .
33
Вишняк М. В. 19 февраля 1861 года // Социалистический вестник. 1960. № 2–3.
Хотя революция 1905 года потерпела поражение, породившие ее подспудные силы продолжали нарастать. Предпринятые П. А. Столыпиным реформы были, помимо прочего, попыткой предотвратить новую революцию. Эти реформы были, однако, недостаточно глубоки и последовательны, и они были свернуты после убийства Столыпина в 1911 году. Россия еще не «уперлась в тупик», как утверждал Л. Троцкий. Капиталистическое развитие в стране продолжалось довольно быстрыми темпами. Но ошибочным было и утверждение И. Бунина о том, что Россия «цвела и росла со сказочной быстротой, видоизменяясь во всех отношениях». В конце концов именно в победоносной и не особенно продолжительной войне российская монархия рассчитывала укрепить свои позиции.
Надежды на легкую и быструю победу в войне с Германией разделялись, однако, далеко не всеми в окружении царя. Были здесь и противники войны. Еще в феврале 1914 года, когда возросла вероятность военного столкновения России и Германии, бывший министр внутренних дел П. Н. Дурново писал в своей записке царю: «В случае военных неудач социальная революция в самых крайних ее проявлениях у нас неизбежна. Начнется с того, что все неудачи будут приписаны правительству. В законодательных учреждениях начнется яростная против него кампания, как результат которой в стране начнутся революционные выступления. Эти последние сразу же выдвинут социалистические лозунги… Побежденная армия окажется слишком деморализованной, чтобы послужить оплотом законности и порядка. Законодательные учреждения и оппозиционно-интеллигентские партии будут не в силах сдержать расходившиеся народные волны, ими же поднятые, и Россия будет ввергнута в беспросветную анархию, исход которой не поддается даже представлению» [34] .
34
Анин Д. С. Революция 1917 года глазами ее руководителей. Рим, 1971. С. 77–78.
Российская монархия не вняла подобным пророчествам и вступила в войну. Но неудачно начатая, а главное, принявшая затяжной характер Первая мировая война лишь обострила все основные противоречия русского общества.
Монархия, однако, и в 1915–1916 гг. имела еще некоторые возможности для политических маневров, для компромисса с Думой и либералами, которые требовали в конце концов не таких уже больших уступок. После резких антиправительственных речей в Думе крайне правая группа, возглавляемая все тем же П. Н. Дурново, направила царю новую записку. «Либералы, – утверждалось в этой записке, – столь слабы, столь разрознены и, надо говорить прямо, столь бездарны, что торжество их стало бы столь же кратковременным, сколь и непрочным… Что дало бы при этих условиях установление ответственного министерства? Полный и окончательный разгром партий правых, постепенное поглощение партий промежуточных, центра, либеральных консерваторов, октябристов и прогрессистов и партии кадетов, которая поначалу и получила бы решающее значение. Но кадетам грозила бы та же участь. А затем? Затем выступила бы революционная толпа, коммуна, гибель династии, погромы имущественных классов» [35] . П. Дурново был противником российско-германской войны и полагал, что только сепаратный мир может спасти царский режим.
35
Дан Ф. И. Происхождение большевизма. Нью-Йорк, 1946. С. 444–445.
Компромисса с монархией искали в 1916 году и те думские круги и партии, которые объединились здесь в так называемом «Прогрессивном блоке», в который вошли и кадеты и октябристы. Создание «Прогрессивного блока» показывало, что Николай II и его ближайшее окружение теряют поддержку и в буржуазно-помещичьих кругах России. И хотя речи участников «блока» в Государственной думе были подчас весьма резкими и вызывали живой отклик в стране, но, возвышая голос против правительства, лидеры оппозиционных партий требовали весьма скромных по тому времени реформ, рассчитывая таким образом предотвратить революцию. Они требовали «правительства доверия», ответственного не только перед монархом, но и перед Думой. Они не стремились к полной власти, но хотели разделить ее с монархией. Через несколько лет после революции один из лидеров «блока», крупный помещик и националист В. Шульгин в своей книге признавался в полном бессилии оппозиционных партий буржуазно-помещичьих кругов отказаться от монархического режима, – напротив, в их намерениях было стремление лишь разделить власть с монархией [36] .
36
См.: Шульгин В. В. Дни. Л., 1927. С. 124.