Революция муравьев
Шрифт:
15-й считает, что успех надо развить. По его знаку 6-й, 7-й, 8-й, 9-й и 5-й кидаются на абордаж. Разбежавшись, они прыгают с корабля на белый язык. Вот они уже барахтаются в слюне.
Черепаха, чтобы прополоскать рот и утопить нападающих, ныряет. Неустрашимый 15-й увлекает товарищей в коридор пищевода. Тот захлопывается, чтобы проглотить смельчаков, – и спасает их от хлещущей в горло воды.
Все происходит мгновенно. Понимая, что муравьи живы и у нее в глотке, черепаха делает огромный глоток сине-зеленой воды. Волны грозят захлестнуть пищевод. Но у 15-го врожденное чувство органической географии крупных
Флоридская черепаха всплывает на поверхность, сраженная изнутри. Принцесса 103-я не хочет бросать труп. Из него можно сделать корабль лучше, чем кувшинка. Великий талант муравьев заключается в умении делать из невесть чего невесть что.
Тринадцать муравьев терпеливо выскабливают углубление на вершине панциря, устраивая там кабину. Чтобы придать себе сил для работы, они едят белое мясо. Наконец круглое отверстие готово. Внутри воняет мертвечиной, но муравьям сейчас не до капризов.
Теперь нужно завербовать новых плавунцов для двигателя. Поскольку их все равно кто-нибудь съест, можно, ничем не рискуя, обещать им в награду хоть гору еды. Плавунцы бьют лапками по воде, пытаясь сдвинуть с места мертвую черепаху. Но черепаху толкать намного труднее, чем листок кувшинки, и они недовольны. Чтобы наконец новый корабль сдвинулся с места, принцесса 103-я увеличивает количество плавунцов да вдобавок кормит сама их.
Теперь у муравьев не увеселительная прогулочная яхта, а военное судно. Оно тяжелое, бронированное и крепкое, им трудно управлять, но тринадцать бел-о-канцев чувствуют себя здесь в большей безопасности. Они продолжают свой путь на юг, повинуясь течению, и входят в новую полосу туманов.
Возникающая из дымки черепаха с неподвижным гневным взором и разинутой пастью в качестве носового украшения наводит на насекомых ужас. Запах разложения усиливает впечатление от корабля-призрака, начиненного муравьями – речными пиратами.
16-й занимает место дозорного. С черепашьей макушки препятствия, их ожидающие, можно заметить издали.
Военное судно скользит по воде, похожее на адскую машину, если бы не несколько пар крошечных свирепых усиков, торчащих над продырявленной броней.
96. ВТОРОЙ КОНЦЕРТ
– Они молоды, полны энергии и сегодня очаруют вас. Место ритму, место музыке! Встречайте Белоснежку и Семерых...
Он почувствовал волнение за спиной и обернулся. «Муравьи!» – яростно шептали музыканты.
– Ох, извините меня, – продолжил директор культурного центра, – наши друзья изменили название своей группы. Итак, встречайте Му-равь-ев! Вперед, э-э... Муравьи!
Давид за кулисами удержал товарищей.
– Нет. Не сразу. Нужно заставить себя ждать.
Он сымпровизировал мизансцену. Зал уже был погружен в тишину и мрак, а подмостки еще не были освещены. Прошла долгая минута. Вдруг из темноты взмыл вверх голос Жюли. Она пела одна, a capella.
Она напевала какую-то мелодию без слов. Голос ее был настолько сильным, мощным и объемным, что все заслушались.
Когда она умолкла, толпа неистово захлопала.
Ударные Жи-вунга подключились к ритму биения сердец зрителей. Пим, пам. Пим, пим, пам. Пим, пам. Пим, пим, пам. Можно было подумать, что кореец управляет гребцами галеры. Руки людей задвигались в предлагаемом ритме. Пим, пам. Пим, пим, пам.
Засветились зажигалки. Жи-вунг чуть замедлил темп, а потом перешел от девяноста к ста биениям в минуту.
Послышалась бас-гитара Зое. Ударные воздействовали на грудную клетку, басы контролировали брюшную полость. Если в зале были беременные женщины, то у них забурлила даже околоплодная жидкость в животе.
Прожектор окрасил Жи-вунга и его барабаны в красный цвет, другой – голубым светом залил Зое.
Возник зеленый ореол вокруг Франсины, сидевшей перед своим органом-синтезатором и начавшей играть «Симфонию нового мира» Дворжака.
По залу тут же поплыл запах водяной пыли и свежескошенной травы.
Всегда начинать с классических отрывков, чтобы продемонстрировать владение искусством и старых мастеров тоже, – это придумал Давид. В последний момент он предпочел «Новый мир» фуге Баха. Название понравилось ему больше.
В снопе желтого света Леопольд с флейтой Пана перехватывает инициативу. Теперь вся или почти вся сцена освещена. В центре подмостков остается темный круг. В этой черной зоне смутно угадывается какая-то фигура.
Жюли подогревала нетерпение зрителей ожиданием. Публика едва слышала ее дыхание у микрофона. Но даже этот звук был теплым и мелодичным.
Когда вступление к симфонии Дворжака уже заканчивалось, в игру вступил Давид. На своей супероснащенной электроарфе он подхватил соло флейты Пана Леопольда. Классическое произведение вдруг перескочило через десятилетия. Звучала новая симфония наиновейшего мира.
Ударные участили темп. Мелодия Дворжака понемногу преображалась во что-то очень современное и «металлическое». Публика одобрительно загудела.
Давид приковал к себе зрителей звуками элекроарфы. Каждый раз, когда он касался струн, ему казалось, что расстилавшийся перед ним ковер голов трепещет.
Флейта Пана вернулась поддержать его.
Флейта и арфа. Два самых древних и распространенных инструмента. Флейта потому, что каждый доисторический человек слышал свист ветра в бамбуке. Арфа потому, что каждый доисторический человек слышал звон натянутой тетивы лука. С тех пор они поселились в сердце каждого.
Играя сейчас вместе, арфа и флейта рассказывали самую древнюю историю человечества.
А зрители любят, когда им рассказывают истории.
Поль ослабил силу звука. По-прежнему оставаясь невидимой, Жюли заговорила. Она произнесла: «На дне оврага я нашла книгу».
Прожектор осветил огромную книгу за спинами музыкантов. С помощью особого электроустройства Поль ловко переворачивал ее страницы. Зал зааплодировал.
– Книга говорила о необходимости изменить мир, книга призывала к революции... К революции, которую книга называла «Революцией самых маленьких», «Революцией муравьев».