Ревущие девяностые. Семена развала

Стиглиц Джозеф Юджин

Мы пытались не пустить к себе мексиканские помидоры и мексиканские грузовые автомобили, китайский мед и украинскую женскую одежду. Как только американская промышленность чувствовала угрозу, правительство США приступало к действиям, используя так называемые законы о честной и справедливой торговле, которые большей частью получили благословение Уругвайского раунда.

Мы в Совете экономических консультантов задались вопросом, почему должны применяться двойные стандарты в отношении того, что считать «честной и справедливой» торговлей для товаров американский товаропроизводителей и товаров иностранных фирм? Демпинг — продажа товаров ниже себестоимости — является нечестной торговлей и может быть использован для захвата монопольных позиций, что в долговременной перспективе нанесет ущерб потребителям. Но американское антитрестовское законодательство предлагает хорошо разработанные стандарты для определения такого рода захватнической практики. Почему же к иностранным фирмам нужно подходить с иными стандартами — такими, при использовании которых значительная часть американских фирм была бы признанной, осуществляющей захватническую практику. Когда Кодак обвинил Японию в антиконкурентном поведении в отношении продажи пленки Кодак в Японии, Совет поставил вопрос, были ли бы эти обвинения признаны в американском антитрестовском суде, и мы пришли к выводу, что это неочевидно.

В условиях, когда Кодак держал только третью часть рынка в Японии, Торговому представителю США было совершенно ясно, что этому было причиной антиконкурентная практика корпорации Фуджи. Но тот факт, что Фуджи в свою очередь держала только треть американского рынка принимался не как свидетельство антиконкурентной практики Кодака, а лишь как дополнительное проявление качественного превосходства продукции Кодака, подчеркивающее вывод о мелкой коварной интриге со стороны японцев. Также была не менее очевидная интерпретация: существовали некоторые преимущества для играющего на своем поле, но это не означало, что происходит нечто неэтичное. Тем не менее Торговый представитель США настаивал на антиконкурентном поведении — и в конечном счете это дело проиграл^{101}.

Наиболее забавной из наших попыток не допустить иностранные товары был эпизод, когда мы приняли меры, защищающие Америку от вторжения импортных веников из сорго метельчатого, производимых из особого сорта сорго (неслучайно получившего название «сорго веничного»). Защитные меры были нацелены не то, чтобы дать американским производителям приспособиться к резкому наплыву импорта, особенно имеющего более широкие и системные последствия. Представьте себе, на чаше весов была Америка, где безработица сократилась до 3,8 процента, требующая защитных мер. Можно было спросить: сколько рабочих мест обеспечивает этот промысел? Мы так и не получили точного ответа, но количество их находилось где-то между одной и тремя сотнями! Если Америка не могла выдержать подобного рода удара, то что же говорить о бедных странах с гораздо более высокими уровнями безработицы и без страхования от безработицы или без системы социального вспомоществования? Ясно, что они всегда нуждаются в защитных мерах.

Будем справедливы к самим себе — администрация Клинтона отклонила много требований о защите, в том числе производителей стали. Позднее Джордж У. Буш, поставив политику выше принципов, ввел защитные меры, нанеся ущерб как американским потребителям стали, так и ее производителям в развивающихся странах. Имел ли он на это право в соответствии с положением ВТО — предстоит еще выяснить (в марте 2003 г. ВТО приняла решение, направленное против американских пошлин на сталь; однако США объявили о своем намерении опротестовать его) [100] . Но это не главное: в сочетании с почти одновременным повышением сельскохозяйственных субсидий репутация США, как защитника свободной торговли, уже запятнанная ранее, оказалась еще более подмоченной. В других странах задавались вопросом, чего стоит соглашение о свободной торговле, ликвидирующее таможенные пошлины, если Америка после его подписания использует целый набор разнообразных нетарифных протекционистских мер, чтобы не допускать на свой рынок конкурирующие товары?

100

В 2003 г. разгорелась «стальная война» США с Европой, когда США ввели антидемпинговые пошлины на импорт европейской стали, и только тогда, когда Европейский Союз пригрозил ответными санкциями, Буш отменил эти тарифы. На американские стальные тарифы жалуются также Бразилия, Китай, Япония, Новая Зеландия, Норвегия и Южная Корея. — Примеч. пер.

При том, что это лицемерие работает против долговременных экономических интересов Америки, наша общая узкая концентрация на экономических интересах иногда работает и против наших более широких политических интересов. Когда конкуренция из России снизила цены на алюминий, администрация Клинтона способствовала созданию мирового картеля, что нанесло удар по реформам в России: наша приверженность к рыночной экономике и экономическим реформам оказывается заходит не очень далеко — все идет прекрасно, пока не затрагиваются наши собственные экономические интересы. Некоторое время антидемпинговые законы применялись даже для предотвращения импорта ядерных материалов из России, оставшихся после демонтажа ракетных боеголовок. Ясно, что хранение этих материалов в России с ее плохо оплачиваемыми государственными чиновниками и ослабленной системой безопасности, представляет собой серьезный риск распространения ядерного оружия^{102}. Однако в этом случае коммерческие интересы взяли верх над интересами национальной безопасности.

Аналогично, попытки защитить тайну операций офшорных банков, описываемых в этой главе, не только еще более усилили представления о нашем лицемерии, но и по следам 11 сентября [101] выглядели особенно деструктивными, поскольку выяснилось, что террористы частично финансировались с тайных счетов этих банков.

На торговых переговорах о принятии Китая во Всемирную торговую организацию Кантор требовал, чтобы Китай рассматривался как развитая страна и быстро снижал свои пошлины (развивающимся странам после принятия их в ВТО предоставлялись более длительные периоды для снижения таможенных пошлин). То обстоятельство, что Китай был бедной развивающейся страной и должен был получить более длительные срок для приведения своих тарифов к уровням, согласованным при учреждении ВТО, мало что для него значило. В одностороннем порядке, к вящему недоумению окружающих, он объявил, что Китай не является развивающейся страной. Но в 1999 г., когда переговоры продолжились и китайский премьер Чжу Жунцзы прибыл в Соединенные Штаты для подписания договоренностей, министерство США потребовало скорейшего открытия китайских финансовых рынков, в частности, свободы краткосрочного движения спекулятивных капиталов и продажи американскими банками своих высокорисковых деривативов. Китай был не склонен уступать исходя из опустошительного опыта Восточно-азиатского кризиса 1997 г., который привел к крупным рецессиям и депрессиям в Таиланде, Корее, Индонезии и Малайзии. Китай тогда не был затронут кризисом потому, что открывая двери для прямых иностранных инвестиций, для тех, кто был готов строить заводы и создавать рабочие места, он не приветствовал появления этих горячих денег, так как знал, что они несут с собой огромный заряд нестабильности, а не более высокие темпы роста. Даже Торговый представитель США понимал, что в этом случает от Китая требует слишком много, но несмотря на то, что в этом было мало экономического смысла, требование открытия финансовых рынков служило кратковременным американским интересам. Когда Чжу Жунцзы был вынужден вернуться в Китай

с пустыми руками — он не был готов рисковать стабильностью своей страны и отказался удовлетворить требования министерства финансов США — это сильно подорвало позиции тех в Китае, кто был за реформы и более тесную интеграцию Китая в мировое сообщество. Более широкие интересы Америки пострадали. В данном случае история имела счастливый конец, поскольку Китай все-таки вступил в ВТО. Пока мы оттягивали допуск Китая в ВТО, китайцы умело использовали это, чтобы подготовить экономику к новому торговому режиму, они получили дополнительное время, которое просили, и в котором США им отказали.

101

Взрыв башен-близнецов в Нью-Йорке (11 сентября 2001 г.). — Примеч. пер.

Администрация Клинтона с готовностью взяла на себя задачу реорганизации мировой торговой системы — для того, чтобы сделать ее более удобной для Америки. Однако тут на нас обрушились проблемы мировой финансовой системы, сначала в виде Мексиканского кризиса 1994-1995 гг., затем Восточно-азиатского, Российского и Латиноамериканского кризисов.

МЕКСИКАНСКИЙ КРИЗИС

В начале 1990-х годов Мексика слыла образцом успеха рыночных «реформ». Она либерализовала торговлю, понизила торговые барьеры и ослабила другие государственные ограничения, а также провела приватизацию, распродав государственные банки и даже дорожную сеть. Но ее экономический рост опирался большей частью на привлечение иностранного капитала, и в декабре 1994 г. на финансовых рынках возникла тревога: а не слишком ли много предоставлено Мексике кредитов? Сможет ли она вернуть то, что взяла взаймы? Такие внезапные изменения настроений могут спровоцировать кризис: когда курсы облигаций резко падают, кредиторы отказывают в продлении сроков кредитов путем их возобновления, на внутренних финансовых рынках страны начинается паника и курс национальной валюты тоже устремляется вниз. Мы смело взялись за разрешение Мексиканского кризиса, сделав его примером президентского лидерства. Последовал массированный выкуп долгов по мексиканским облигациям у тех, кто в них инвестировал. Министерство финансов США и многие другие рассматривали это как несомненный успех: валютный курс стабилизировался, хотя и оставались опасения, что кризис, подобно эпидемическому заболеванию, может распространиться на другие страны Латинской Америки. Тем не менее этого не произошло, американские инвесторы вернули свои деньги (что и было одной из причин выкупа), и Америка возвратила деньги, израсходованные на выкуп с процентами.

Однако большие сомнения были относительно того, был ли выкуп долгов причиной оживления, наступившего в мексиканской экономике. Более тщательное изучение данных показывает, что оживление было скорее связано с торговлей с Соединенными Штатами, развитие которой опиралось на мощный рост их экономики и вскоре последовавшее подписание соглашения NAFTA, чем с какими-либо действиями МВФ^{103}. В ходе развития кризиса курс мексиканской валюты снижался, что делало экспорт более, а импорт менее привлекательными, и, таким образом, стимулировало экономику. В той мере, в какой деньги оказывают влияние на реальную экономику, здесь сказывалось влияние не столько МВФ, сколько американских торговых кредитов, процентные ставки в Америке были низкими и экспортеры могли получать торговый кредит от американских фирм, с которыми они вели операции.

С течением времени стало еще более спорным, был ли сам по себе выкуп успехом экономической политики. Каждый кризис когда-нибудь кончается, валютный курс стабилизируется и рост возобновляется.

Вопрос состоит в том, привела ли интервенция к значительному сокращению продолжительности кризиса и уменьшению его глубины по сравнению с тем, что было бы при ее отсутствии? Лично я в этом сомневаюсь. Мексика так и не осуществила реорганизацию банковского сектора, повышающую его эффективность, хотя это считалось центральной частью программы Всемирного банка — МВФ. В результате часть ее экономики, не работавшая на экспорт (и соответственно не имевшая облегченного доступа к кредитам в США) развивалась вяло. Реальная заработная плата годами находилась в застое, и могла достигнуть докризисного уровня только через длительное время. Кроме того, как только США стали сначала замедлять темпы, а потом соскальзывать в рецессию, тем же путем последовала и Мексика.

Ввиду того, что мы лишены возможности управления экспериментом, мы не можем с уверенностью определить роль большого выкупа в переходе к оживлению. Но кажущийся успех мексиканского «эксперимента» побудил нас к попыткам действовать и далее по тому же рецепту, сначала в Таиланде, потом в Индонезии, Корее, Бразилии и Аргентине с результатами от провальных до катастрофических. В каждом из следовавших один за другим выкупов были задействованы десятки миллиардов долларов безо всякого результата: израсходованные средства не останавливали даже падение валютных курсов, а пакет мер экономической политики, состоящий из повышения процентных ставок и резкого сокращения бюджетных расходов только усугублял спад (как и предсказывала стандартная экономическая теория). Углубление рецессии означало быстрое сокращение импорта, а превышение экспорта над импортом быстро создавало долларовый резерв для расплаты по кредитам. Если это и было основной целью интервенции — а вовсе не поддержка экономического здоровья страны — то можно было бы снова рапортовать о победе.

ВОСТОЧНО-АЗИАТСКИЙ КРИЗИС

Самая тяжкая катастрофа произошла в Индонезии, где кризис разразился в октябре 1997 г. МВФ по указанию министерства финансов США ответило своим обычным рецептом бюджетной и кредитно-денежной экономики. В декабре 1997 г. на встрече в Куала-Лумпуре я представлял Всемирный банк перед лицом собравшихся министров финансов и управляющих центральных банков. Я предостерег, что с учетом истории полиэтничности страны, при продолжительности политики свертывания, рекомендуемой МВФ, в течение ближайших шести месяцев начнутся политические и социальные беспорядки. Если даже не считаться с гибелью вследствие этого людей и социальными последствиями, это — плохая экономическая политика: ведь предполагается, что она поощрит приток капитала, а вместо этого произойдет его массированный отлив и дальнейшие экономические потери. Глава МВФ, ссылаясь на «успех» в мексиканском случае, просто подтвердил свою позицию. Индонезия должна продолжать начатый курс, пройти через болезненный период. Событие, окончательно подготовившее вспышку мятежей, произошло в мае 1998 г., когда было объявлено урезание субсидий на продовольствие и топливо для самых бедных. Очевидно, что МВФ был готов предоставлять выкупные миллиарды западным банкам, но когда дело дошло до сумм, предназначенных для помощи бедным, совершенно ничтожных по сравнению с предыдущими, оказалось, что деньги кончились. Через день после объявления об урезании субсидий мятежи действительно вспыхнули: произошла предсказанная нами катастрофа.