Рейд
Шрифт:
– Мой друг подсунул это вместе с докладом разведки.
Он вытаскивает лист бумаги.
Яневич его выхватывает.
– Так его распротак!
Он передает листок Пиньяцу. Ито читает, смотрит на меня как-то странно, передает дальше. В конце концов дело доходит до меня.
Типичный пресс-релиз главного управления с описанием битвы с линкором. О том, что уничтоженное нами судно уже было подбито раньше, не упоминается. Не упоминается и смерть джон-соновского клаймера. Явной ложью являются лишь патриотические
И мне. Фактически вся эта гадость выдается за мое письмо с фронта!
– Я этому пидору глаз натяну на!… – Бутылка сока из моей руки с силой отскакивает от переборки. – Как он мог мне такое подложить!
– Хороший бросок, – замечает Яневич. – Ровный. Запястье не зажато.
Согласно этому релизу я отправил репортаж примерно такого рода: «Плечом к плечу…. Безразличные к свистящей вокруг смерти…. Объединенные неколебимой волей вершить возмездие над разрушителями Броуэна и грабителями Сьерры….»
– Вот гадюка! Единственное, что тут правда, это: «Плечом к плечу». Точнее сказать, задницей к локтю. «Свистящей»? Это в вакууме-то? А где этот Броуэн? Первый раз слышу. А Сьерра – вообще мелочь, мы пальцем не шевельнули, чтобы ее сохранить.
Яневич с мерзкой улыбочкой вторит:
– «Вершители правосудия»….
Пиньяц хихикает:
– «Вдохновленные воспоминаниями о рабстве у кровососов…. Каждый здесь – герой….» Эй! Да ты офигенный писатель.
– Это да. Когда рак свистит на горе.
– Скажешь, что ли, я не герой? Я на тебя в суд подам, клеветник. Я докажу. Здесь ясно сказано. Если адмирал сказал, значит, так оно и есть.
Я больше не могу. Я передаю листок Бредли.
– Вот, Чарли. Больше будет туалетной бумаги.
Вот сука, Танниан. А я только-только начал оправдывать его. Навалял бумагу под моим именем.
Это удар под дых. Я вовсе не против того, чтобы мое имя распространялось по всей Конфедерации. Лучше будет расходиться книга, когда я ее выпущу. Но хотелось бы, чтобы при этом пользовались моими собственными словами.
Я сам себе подложу свинью, адмирал. Не надо мне помогать.
Возможно, судьба Джонсон и молчание об этом командования сделали меня слишком чувствительным. Не знаю. Но эти мерзкие репортажи должны прекратиться.
Кажется, настало время претворить в жизнь проект, который я вынашиваю уже месяц. Отныне я буду делать копии своих записок и попрошу кого-нибудь вывозить их контрабандой. Там видно будет. Кого-нибудь, кто вынесет их с корабля. Кого-нибудь, кто провезет их на Ханаан. Может быть, мой приятель курьер доставит их на Луну-командную….
Но сначала надо пережить налет на Ратгебер.
Пока же, судя по этому пресс-релизу, обещания, что мне позволят писать, что хочу, стоят не больше, чем бумага, на которой они написаны.
Подонки. Я вам устрою.
– Не ссы кипятком, – фыркает Вейрес. – В ответ на твои претензии они сделают удивленные глаза и скажут, что, если бы ты писал репортаж, ты бы это и написал.
Возможно, он прав.
Командир добавляет:
– Ничего бы не вышло. Они, наверное, печатают статьи под твоей подписью с самого нашего отлета. То, что ты здесь, – это им такой подарок, что просто ipex не устроить из этого цирк.
– Вполне возможно, что у них есть и актер для репортажей в прямом эфире, – говорит Яневич.
– Я им сделаю репортажи. Я им такое напишу, у них задницы разорвутся, у шарлатанов.
Да, я взбесился, хотя винить должен только себя. Надо было предвидеть. Достаточно было признаков. Из-за этих мерзких лживых репортажей меня и воспринимают прежде всего как проныру.
– Ну, ну, – говорит командир. Он улыбается по-настоящему, как в старые времена. – Ты только подумай, какой материал даст тебе налет на Ратгебер!
– Не могу ждать.
– Об этом они, может, вообще не упомянут, – говорит Яневич. – Они же не признали потерю этой базы.
– Такая мелочь, как логика, их не остановит. – Старик поворачивается ко мне. – Удивительнее всего, что Танниан сам верит собственной чуши. В личных беседах он о том же талдычит. Он живет в каком-то другом мире. А я хочу, чтобы мы остались в живых. Что бы ни случилось. Я хочу, чтобы ты рассказал людям правду.
– Это было бы здорово. – Ярость понемно-гу проходит. – Трудность в том, что людям слишком долго вешали на уши лапшу и правде им будет трудно поверить.
Пиньяц, Вейрес и Бредли нервничают. У Уэстхауза скучающий вид. Им до фонаря, чему верит и чему не верит публика. Единственное, что их интересует, – удастся ли им достаточно прожить, чтобы добраться до дома.
А Яневичу и командиру это важно? Может быть, это игра в шомпол и мясо, а я – в роли поросенка?
– Я разложил данные по пакетам, – говорит командир. После этой реплики появляется сержант Никастро с папками в руках.
– Возьмите каждый свою. Как только мы закончим приближение в гипере, я отдам команду перейти в режим отдыха. Потом будет собрание. Готовьте вопросы.
Режим отдыха? Похоже на ошибку. Слишком много людей получат слишком много времени для размышлений.
У одного человека так и вышло – у меня. Я вышел в офицерскую кают-компанию почти в панике.
Как будто я только что сделал еще шаг по дороге к смерти. Я бросил делать дубликаты записей почти сразу, как начал. Чего стараться?
– Мистер Яневич?
– Операционный отсек к походу и бою готов, командир.
– Мистер Уэстхауз?
– То же самое, командир. Программа проникновения готова.