Рейд
Шрифт:
– Черт побери! Идут, гниды! – рычит Тродаал.
– Вейрес! – кричит командир. – Переход на АВ! Мистер Уэстхауз! Начальники отсеков! Приготовиться к экстренному клаймингу!
– Командир!… – пытается протестовать Вейрес. – У нас пять человек за бортом. У них не останется шансов, если они выскользнут за поле корабля или если клайминг будет долгим.
– Быстро, лейтенант!
Я не понимаю, на кого он рычит, на Вейреса или Уэстхауза. Лицо у астрогатора цвета слоновой кости клавиш старого пианино.
Картинка на экране Рыболова –
– Прут прямо к нам в глотку. Будь они слепые, все по нам не промахнутся.
Старик подбил итог. Пять жизней против сорока четырех. Людям это не понравится, но они проживут достаточно, чтобы выматериться.
– Блядская невезуха!
Эти проклятые корабли намерены приземлиться непосредственно к нам в карман. Рыболов, ты-то какого, черт тебя дери, ворон считал? Какого хрена ты не включил сирену?
Тревожные вопросы от работающих за бортом обрываются, стоит только нам перейти в ноль. Теперь радио бессильно. Как и все остальное, когда мы уносимся в мир духов. Все молчат и обмениваются настороженными взглядами.
Холтснайдеру удается связаться с нами через интерком, которым пользуются в гавани осмотрщики. Хорошо у сержанта башка варит. Особенного беспокойства в его голосе нет, что успокаивает.
– Операционный отсек, говорит Холтснайдер. Командир, сколько продлится клайминг?
Страх проскальзывает в его интонации, но самоконтроль сильнее. Настоящий солдат. Работает и не стремится подчеркнуть трудности.
– Предоставьте это мне, – спокойно отвечает командир. – Выйдем, как только сможем. На нас наткнулся охотник. Как только уйдет – выйдем. Как у вас там дела?
– Кажется, мы потеряли Хеслера, командир. Он идиотничал на фале. Все остальные в пусковом бункере.
Бедняга Хеслер. Плавать за девять световых от всех миров. Корабль ушел. Должно быть, напуган до смерти.
– Как с кислородом, Холтснайдер?
– У Манолакоса осталось всего на полчаса. Если будет надо, поделимся. Думаю, что на час хватит.
– Это хорошо. Держитесь. – Он понижает тон. – Мистер Уэстхауз, переходите в норму, как только индикаторы покажут, что он уходит.
– Осталось подождать четырнадцать минут, командир.
– Перейдем в норму через четырнадцать минут, – повторяет командир так, чтобы слышал Холтснайдер. – Времени у вас будет в обрез. Начинайте готовить Манолакоса к возвращению. Соедините его страховкой с тем, кто идет на втором месте с конца по количеству кислорода. Остальные пусть еще раз перепроверят одиннадцатую птичку, а потом тоже готовятся к возвращению. Не теряйте времени, мы и так уже слишком много набрали его взаймы. Нам придется изрядно потанцевать, чтобы подобрать Хеслера, и при этом обдурить охотника.
– Все ясно, командир. Остаюсь на связи.
– Блин! – взвывает Рыболов и бьет кулаком по переборке.
И не разберешь, то ли он хотел обматерить сложившуюся обстановку, то ли так восхищается Холтснайдером.
Мне еще не доводилось слышать о выходе в открытый космос в клайминге.
– Бывало такое раньше? – спрашиваю я Яневича.
– Не слыхал.
Никто не знает, на каком диапазоне снаружи корабля действует эффект. Может быть, на расстоянии в один миллиметр его влияние уже пропадает. Любой, кто отважится выйти из пускового бункера, рискует присоединиться к Хеслеру.
Манолакос и Киндер убеждены, что так оно и случится.
Мы слышим спор, но только те слова, которые говорит Холтснайдер. Протесты его людей разобрать невозможно. Они разговаривают, прикасаясь друг к другу шлемами.
Спор идет злобный и растерянный, и, как мне видится, каждый из моих товарищей по кораблю думает: «А у меня хватило бы духу на такое?»
У одного нервный срыв. До нас доносится плач и мольба.
– Холтснайдер, – резко вмешивается командир, – прикажите своим людям выходить. Объясните, что иначе у них нет ни одного шанса.
– Есть, командир.
Судя по голосу Холтснайдера, ему эта идея по душе не больше, чем его солдатам.
– Они вышли, сэр, – докладывает он через минуту. – Гентман, поднимитесь и проверьте, не изменится ли положение клюва нашей птички, когда я включу подъемное устройство. Командир, похоже, что седьмую заклинило из-за отказа гидравлики в системе выравнивания стрелы. Если нос не захочет оставаться на одном уровне с хвостом, мы их выровняем вручную.
– Отлично.
Когда прочитаны все книги, когда прокручены до дыр все фильмы, когда кассеты с музыкой заиграны до полной скуки, когда все байки уже потравили и негде поиграть в карты ввиду отсутствия хоть сколько-нибудь приемлемого карточного стола, клаймерщики начинают изучать корабль. Они называют это перекрестным обучением. Гентман – ветеран. А значит, может помочь Холтснайдеру без подробных инструкций.
Я тоже полистал учебники для ракетчиков. (Как большинство писателей, я много времени трачу на избежание всего, что хоть как-то напоминает писательство.) Я сам мог бы сделать работу Гентмана. Но не то чтобы очень хочу.
Механическая драма продолжается. Тревога за Киндера и Манолакоса заглушает неумолимый бег времени.
– Одна минута.
В голосе Никастро появляется жизнь. Он просыпается.
– Одиннадцатая готова, командир. Выдерживает все контрольные проверки. Возвращаемся.
– Отлично, Холтснайдер. Оставайтесь там, где сейчас находитесь. Мы переходим в норму. Поскребитесь, когда перейдем.
– Есть, командир.
Сигнал тревоги взрывается какофонической симфонией точно по учебнику.
– Мистер Вейрес, обеспечьте готовность шлюза.
Более бессмысленного распоряжения я еще не слышал. Там полбригады инженеров соберется ждать.
– Тродаал, вы готовы зарегистрировать телеметрический сигнал Хеслера?
– Готов, командир.
Выходим из клайминга.
Холтснайдер выходит на связь по радио.
– Командир, я не вижу прожекторов скафандров. Они добрались до шлюза?