Рейхов сын
Шрифт:
Анкара, военная комендатура
03 ноября 1940 г., 01 час 10 минут
«В бордель что ли сходить после дежурства?
– кригсфервалтунгсрат Штайнер, командир комендатуры, устало потер глаза.
– Как эти семь самураев, что сейчас дрыхнут в кутузке. Нашли место, где отстоять честь мундира, понимаешь. В публичном доме надо не постоять, а полежать за своих боевых товарищей».
Штайнер хмыкнул и покосился на протоколы
– Да.
– произнес начальник комендатуры, сняв трубку.
– Герр кригсфервалтунгсрат, - раздался в динамике замученный голос его секретарши, - к вам прибыл офицер абвера, майор Густов.
– Просите, фрау Марта.
– вздохнул Штайнер, подумав, что вот только разведчиков посреди ночи ему для полного счастья и не хватало. А ведь только собирался домой…
Майор тоже выглядел замотанным донельзя и, судя по всему, тоже отнюдь не прочь был бы оказаться сейчас в постели, желательно - чужой, а не в кабинете кригсфервалтунгсрата.
– Чем обязан?
– поинтересовался у него Штайнер, после краткого приветствия.
– Вами задержан сотрудник абвера.
– пояснил Густов.
– Хотелось бы получить его от вас.
– Действительно?
– военный чиновник вновь потер глаза.
– Не припоминаю такого… Ах да, пионер из «Бранденбурга», они же в вашем подчинении, кажется. Его спутников тоже будете забирать, или пусть проспятся?
– А что они, собственно, натворили?
– майор приподнял бровь. Видимо о том, что пионер задержан был не один, осведомитель сообщить разведчику забыл.
– Подрались по пьяному делу в публичном доме.
– хмыкнул Штайнер и протянул Густову протоколы.
– Сначала надавали по шеям румынам, с которыми не поделили девок, потом венграм - за компанию, а пока туда прибыл патруль, ваш солдат, Гудериан, выкинул в окно еще и турецкого летуна, перепутавшего его номер со своим. Потом они оказали патрулю сопротивление, и в окно отправились еще и два фельджандарма, решившие, что маленький и худенький паренек для них угрозы не представляет. Ругался при этом, отчего-то, все больше на русском. Сдался командиру патруля он, впрочем, сам. После того как закончил свои дела у шлюхи.
– Однако, я смотрю, боевая подготовка у него выше всяких похвал.
– хмыкнул майор.
– Вы намерены передать дело?…
– Нет, не намерен.
– помотал головой Штайнер.
– Драки были с побоями но без увечий, никто, кроме самолюбия битых, серьезно не пострадал, так что ход делу давать я смысла не вижу. Посидели бы с недельку на гауптвахте, может быть поумнели бы. Но если желаете - забирайте. У меня и без них есть кому плац подметать. Это за последние сутки уже пятые хулиганы.
Густов на миг задумался. С одной стороны, кроме солдата из его ведомства никто ему в комендатуре нужен не был. С другой стороны этот Штайнер может и передумать насчет недоведения дела до трибунала, а тогда всплывет и фамилия сотрудника абвера. Это уже будет скандал, Канариса обвинят в том, что он укрывает в своем ведомстве преступников и чуть ли не дезертиров, найдут еще пару грехов, придумают с дюжину - благо врагов у адмирала предостаточно, - тот, разумеется, заявит, что ничего не знал, стрелочником назначат его, Густова… Спрашивается, зачем оно ему, майору, надо? А то, что в команде нарушителей двое солдат из Ваффен-СС, так это ж замечательно - можно завербовать. Хоть и невелик такой улов, а все одно - агентов много не бывает.
– Хорошо.
– улыбнулся Густов.
– Беру у вас хулиганов оптом.
– Вам завернуть?
– засмеялся Штайнер.
Окрестности города Джиханбейли (Турция)
03 ноября 1940 г., 06 часов 12 минут
Советский Т-37А медленно пятился по полю назад, поплевывая короткими скупыми очередями башенного пулемета в сторону наступающих франко-британцев. Боезапас у этой, и так не слишком-то грозной боевой машины подходил к концу.
Контрнаступление противника стало для союзников полной неожиданностью. Еще совсем недавно, казалось полностью деморализованные англичане и французы оставили турецкую столицу и откатились к югу, на плато Обрук, лишь чудом не допустив турок, немцев, румын и венгров до Коньи, а русских - в Аксарай и Нигде. И вот, в тот момент когда Инёню, Гот и Рокоссовский только переформировывали свои порядки для дальнейшего наступления, разворачивали силы, Вейган и О`Коннор бросили свои войска в контратаку. В половине пятого утра по всей линии фронта начались налеты бомбардировщиков, заговорили во весь голос гаубичные батареи, и вся наличная бронетехника при поддержке пехоты и кавалерии устремилась на прорыв.
Полк турок, контролировавший дорогу на Джиханбейли, франко-британцы смяли сразу, походя, и теперь добивали остатки стоявшей во второй линии обороны 95-ой бригады легких танков РККА. В настоящий момент от нее остались одни лишь рожки да ножки - бой продолжали всего десять танков. А враг продолжал переть недуром.
Т-37А, объезжая подбитый БТ-2, неудачно подставился бортом под выстрел французского R 39. Командир танка, аспирант Дюбуа, навел ствол на советскую танкетку и послал 37-и миллиметровый бронебойный снаряд прямо в центр ее корпуса. Советская машина вздрогнула от попадания и замерла. Из-под башни жиденьким ручейком, но все усиляясь и усиляясь с каждым мгновением, потек дым.
Водительский люк на Т-37А откинулся, из него, по пояс, высунулся советский механик-водитель, покачнулся и упал на броню своего танка. Руки танкиста бессильно заскребли по броне, пытаясь приподнять свое бессильное тело, но тщетно. Несмотря на прилагаемые русским солдатом усилия, вытолкнуть себя из загорающегося танка ему не удалось.
Дюбуа прильнул к прицелу башенного пулемета, намереваясь добить его, не заставлять гореть еще живым, однако в тот момент, когда палец аспиранта нажал на спусковой крючок, путь пулям из «Рейбеля» преградил корпус другого танка.