Рейхов сын
Шрифт:
Первым после прозвучавшего рапорта, громко, запрокидывая голову назад, расхохотался Эрнст, его примеру последовали все окружающие. Наконец, справившись с приступом веселья, Ланц поднял руку, призывая к тишине, поднялся, встал так, словно принимает парад, и обратился к фон Берне.
– Вы правы, оберлейтенант, конопля к нордической расе не относится. Я не уверен, состоит ли в настоящее время Рейх в войне с ней, но пленных мы, безусловно, допросим. Благодарю за службу!
После этих слов генерал-майор согнулся от хохота пополам. А отдышавшись, добавил:
– Насчет воюем или нет можно запросить ОКХ. После истории с Гудерианом в Турции Браухич уже ничему не удивится. И, кстати, господа, та история, что я собирался вам рассказать прямо вытекает из этой безумной переписки. Итак, для тех кто не знает, рассказываю предысторию: в марте сорокового первый батальон сотого
Генерал-майор обвел всех присутствующих смеющимся взглядом.
– А видят они, что генерал Гудериан каким-то образом оказался в Турции, а не в Валендорфе!
– торжественно произнес Ланц.
– Запрос из ОКХ, минуя меня, направляют герру Эрнсту, который видит его и ничего не понимает. На всякий случай он запрашивает Шранка, спасал ли он с советского парохода генерала Гудериана. Майор, что вы ответили?
– Я, герр генерал, - усмехнулся тот, - ответил, что подтверждаю спасение Гудериана, но не подтверждаю спасения генерала.
– Доклад уходит к Браухичу, тот читает его, понимает, что не понимает ничего, и запрашивает уже самого Гудериана, в Валендорфе, где тот находится.
– по комнате все чаще раздавались сдавленные смешки.
– Быстроходный Гейнц тоже ничего не понимает, но отвечает, что да, он в своем корпусе, где ж еще ему быть? Браухич читает доклад, не понимает уже решительно ничего совсем, и не находит ничего умнее, чем спросить у Гудериана, что тот делает в Герзе и Валендорфе одновременно? Тот свирепеет и сообщает, что в городе Герзе никогда не бывал, и просит сообщить хотя бы, в какой стране тот находится. Узнав, что это в Турции, Гудериан решает, что его хотят снять с командования корпусом перед самым началом наступления во Франции, вскипает и запрашивает ОКВ, за что ему такая немилость? Тут уже глаза на лоб ползут у Кейтеля, он звонит Браухичу и интересуется местом, куда тот собрался переводить Гудериана. Браухич впадает в прострацию, и отвечает, что в Валендорф. Из Герзе. Это в Турции.
Многие офицеры уже открыто хохотали, зажимая себе рты, дабы не делать этого в голос.
– Кейтель отправляет Гудериану запрос, где спрашивает, какого черта тот делает в Турции накануне войны во Франции и грозит всеми карами земными и небесными.
Не знавший таких подробностей фон Берне хрюкнул.
– Гудериан сатанеет.
– продолжил Ланц.
– Он твердо убеждается, что против него в ОКХ и ОКВ составлен заговор, но все равно не понимает, при чем тут Турция! Надо отдать ему должное: ход, придуманный им против своих «врагов» оказался достоин его полководческой гениальности. Гудериан отправляет своего порученца в посольство Турции, в Берлин, где тот достает справку о том, что Гудериан в Турции ни разу в жизни не бывал, в присутствии своего штаба опечатывает ее в конверте и отправляет с курьером к Фюреру, с пометками «срочно» и «секретно». Тот, как вы понимаете, был очень счастлив узнать это обстоятельство из биографии своего генерала.
Сдерживаться офицеры уже не могли, отовсюду слышались стенания и всхлипы.
– Гудериана вызывают к Фюреру, - продолжил Ланц посмеиваясь, - с одной единственной целью: спросить, не сошел ли он с ума. Не знаю, как повернулось бы все это дело дальше, чем закончилось бы, и сколько длилось, но, к счастью, в приемной Гитлера мы с Гейнцем встретились. К тому времени он точно уже знал, какие войска есть в Герзе и без обиняков спросил меня, что я затеял. Тут уже ничего не понял я, Гудериан рассказал мне свою историю, я ему - про мальчика с парохода… Мальчик к тому времени отличился, подбил танк, был ранен и лечился в румынском госпитале, так что я посоветовал Гейнцу готовиться к запросам о том, что он делает в Бухаресте. Все разрешилось лучшим образом, хотя Браухич чуть не лишился погон, когда Гудериан все рассказал Фюреру. Вроде бы как-то на всей этой истории погрел руки Канарис, слив часть переписки английской агентуре, но тут я точно ничего не знаю. Мальчика из госпиталя забрали в диверсионную группу, на том бы и конец истории… Ан нет. Недавно он опять появился на горизонте, но тут уж пускай лучше расскажет фон Берне. Он был непосредственным участником событий.
– Что рассказывать? Не знаю я что рассказывать… - замялся Дитер.
– Третьего сего месяца первая и вторая роты под моим командованием были отправлены в качестве передового дозора к одному местечку с непроизносимым улюлюкающим названием. Едем, никого не трогаем - потому, хотя бы, что никого и нет. Только мы завернули на очередном повороте, как радист, он в кузове моей машины сидел, начинает колотить по крыше кабины и орать благим матом. Я на ходу высовываюсь из кабины, и вижу, что наш функмайстер, он всего неделю как в моей роте служил на тот момент… Убило беднягу в последнем бою… Так вот, он, с безумными глазами и нечленораздельным мычанием, сует мне трясущимися руками наушники. Я их одеваю и ох как начинаю понимать бедолагу. Потому что в наушниках раздается голос: «Оберлейтенант фон Берне, ответьте Гудериану. Повторяю…»
Офицеры, уже понявшие в чем тут дело, вновь начали посмеиваться.
– Я минуту это слушал или чуть меньше, когда в наушниках сменился текст. Внезапно, после очередного «Повторяю» раздалась нецензурная брань, смысл которой можно передать примерно так: «Герр оберлейтенант, соизвольте приказать оберягеру Бюнделю немедленно тормозить, вас впереди ожидает засада в роту англичан при двух пушках. Доложил ваш сын полка, Гудериан». В бинокль он меня опознал, да и Бюнделя - тот у него был наставником. А частоту мы с самого Герзе не меняли, только позывные. Ну, лайми мы, конечно, потом наваляли.
– закончил фон Берне.
– Вот именно это, - произнес Ланц, обращаясь к Эрнсту, - я и имел в виду, когда говорил о выгоде добрых дел. Не отнесись в вашем полку к нему так хорошо, разве же смог бы он узнать частоту оберлейтенанта и предупредить его?
Внезапно в комнату, со встревоженным лицом влетел начштаба дивизии, бывший сегодня дежурным, и что-то тихо начал говорить генералу на ухо. Когда он закончил, Ланц, с помрачневшим лицом поднялся из кресла.
– Господа, плохие новости.
– произнес он.
– Англичане смогли тайно высадить крупные силы в Мерсине и сейчас начали контрудар во фланг и тыл Шестой армии из под Тарсуса. Одновременно началась атака из под Кадирли и Кахраман-Мараша.
– генерал-майор окинул тревожным взглядом присутствующих.
– Румыны разбиты под Аданой, к утру враги запрут горловину Киликийских Ворот. Господа, Пауллюс под угрозой окружения. Нас немедленно отправляют на подмогу. Боевая тревога, готовность к маршу - полчаса!
Египет, в 20 км. к востоку от Эль-Аламейна
01 июля 1941 г., 18 часов 20 минут
Немолодой, насколько можно было судить по его закопченной физиономии, мужчина, в порванной, покрытой пылью, гарью и грязью форме британского офицера, без головного убора, сидел на таком же грязном что и форма борту подбитого и скатившегося в кювет «Daimler Scout Car» и с тоской наблюдал двигающиеся мимо него колонны бронетехники и автомобилей. Только раз, в самом начале, рядом с ним остановился тарахтящий мотоциклет фельджандармов. Один из них вылез из коляски, поправил пистолет-пулемет и что-то спросил у наблюдателя, выслушал ответ и, четко отдав воинское приветствие, вернулся на свое место. Мотоцикл фыркнул и укатил куда-то, обдав на прощанье мужчину клубами синего зловонного дыма из выхлопной трубы и пылью с песком из под колес. Больше рядом с ним никто не останавливался: ни итальянские танкетки L3/33 из IX-го батальона легких танков 2-ой Ливийской дивизии, бодро протарахтевшие мимо оседланного им разбитого бронеавтомобиля (да и мимо другой, уничтоженной авиационным налетом техники из отступавшей к Александрии колонны), ни громыхающие грузовики с натужно ревущими арттягачами из 104-го и 51-го мотопехотных полков Вермахта, ни лязгающие гусеницами немецкие танки из 8 и 12 танковых полков. Наконец, когда мимо «Даймлера» вновь потянулись итальянские автомобили, в кузовах которых расположились солдаты 1-го Ливийского пехотного полка, к позиции тоскующего британца подъехал еще один мотоцикл - на сей раз без коляски, - за рулем которого сидел мужчина в пропыленной полевой форме танкиста Африканского корпуса, мотоциклетном шлеме и защитных очках. Сняв очки и шлем он водрузил на голову фуражку и сделал несколько шагов к спрыгнувшему с брони британцу. Мужчины синхронно козырнули друг другу, после чего, сблизившись вплотную, так же синхронно протянули руки для рукопожатия.