Рейс туда и обратно
Шрифт:
«Господа» с деловым видом дожевывали бутерброды.
От одного взгляда на либерийский танкер «Эльдорадо» Русову стало дурно. Рыжий от ржавчины, не крашенный, видимо, со времен Ноева ковчега, с промятыми бортами и погнутыми леерами, танкер являл собой печальную и в данной ситуации для «Пассата» опасную картину. «Черт бы вас всех побрал, черт бы вас всех!.. — неизвестно кого проклиная, размышлял Русов, оглядывая в бинокль «Эльдорадо». — Ну и чудовище». Толстенная низкая труба, грязная палуба, деревянные, таких уже лет как пятнадцать на танкерах не ставят, спасательные шлюпки на ботдеке. Какое уж спасение на таких корытах, случись пожар! Шлюпки, как пересохшие стружки, вспыхнут от первой же искры. Деревянный
— Куликов, в рубку, — скомандовал в микрофон капитан. И, поглядев в лобовое окно, спросил у боцмана: — Дмитрич, все кранцы приготовил? У либерийца я их что-то не вижу.
— И вообще, там никто не шевелится, будто и не видят, что швартуемся к ним, — добавил Русов. — Переговорить с «Эльдорадо»? — Капитан кивнул, и Русов, включив шестнадцатый канал радиопередатчика, позвал, перейдя на английский: — «Эльдорадо», «Эльдорадо», выйдите на связь, пожалуйста.
— Да, сэр, — тотчас отозвался либерийский танкер. — Слушаем вас.
— Мы к вам швартуемся, как меня поняли?
— Понял вас хорошо. Швартуйтесь.
— Прошу вывесить все, какие у вас есть, кранцы, это во-первых, а во-вторых, прикажите запретить курение на борту вашего судна и прекратите сварочные работы, вы же берете топливо. Одна искра и...
— Сэр, кранцев у нас нет, — вздохнув, ответил вахтенный с «Эльдорадо», — это во-первых, а во-вторых, у нас все курят, сэр, моряки не терпят запретов, все такие свободолюбивые, сэр, что...
— Вызовите, пожалуйста, капитана или старпома на переговоры, сэр!
— И капитан, и чиф, и второй, и третий помощники капитана в порту, сэр. Кажется, они направились в «Золотую звезду», а это такое заведение, из которого быстро не возвращаются... На судне из офицеров лишь я, Джимми Макклинз, четвертый помощник, практикант из Галифакса, да второй механик Боб Деллон, но он, кажется, пьян и спит под шлюпкой номер четыре правого борта, сэр. Да вы не волнуйтесь. И судно, да и каждый из нас, все мы застрахованы на крупные суммы, полагаю, что и вы тоже. Так что... Да и бог не допустит, чтобы мы сгорели в этой убогой, вонючей дыре!
— Ладно, Джим, мы тут будем глядеть в оба, но ты распорядись, чтобы у нас приняли веревки.
— Хорошо, сэр, но вряд ли я сейчас разыщу хоть кого-нибудь на судне, все расползлись по кабакам. Лишь толстяк Ли, судовой повар, да дек-бой Томми — слышите, Ли его лупит? — остались на судне. Так что с полубака концы приму я, а...
— Кто-то еще в гальюне корчится...
— Ах да, это Фредди, нажрался вчера в портовой пивной тухлых устриц, вот и... Сейчас я его позову.
«Фредди, прими на корме швартовные концы с русского танкера!» — тотчас прогромыхало радио над палубой и надстройками либерийского танкера, но Фредди и не шевельнулся в своем деревянном, нависшем над загаженной кормой танкера закутке. «Фредди, тебе говорят!» — вновь прогремело судовое радио.
Пришел Жора Куликов, он был на верхнем мостике, он уже все увидел, все понял, зачем его вызвал капитан, ему предстояло возглавить усиленную пожарную вахту. Матросы раскатывали по стапель-палубе пожарные шланги, Валька Серегин расчехлял носовой водомет, боцман с Шуриком Мухиным вываливали за правый борт кранцы.
Сонно взмахивая широкими крыльями, летели, будто плыли над самой поверхностью бухты, пеликаны. Все жарче, щедрее пригревало солнце. В носовой части танкера показался лохматый, голый до пояса парень в заплатанных джинсах, и Русов догадался, что это и есть практикант из канадского коммерческого мореходного училища, что в Галифаксе, четвертый помощник капитана «Эльдорадо» Джимми Макклинз. Вылез наконец-то из гальюна рыжий Фредди, все так же попыхивая трубкой, склонился над бортом, готовый принять бросательный конец. На ботдеке толстый повар колотил бамбуковой палкой белоголового мальчонку. Тот крутился в руках повара, пинался, отчаянно орал, но повар все взмахивал и взмахивал палкой, лупил ею мальчишку по спине, заду, по худеньким плечам. Вот отпустил, толкнул к ванне, наполненной грязными мисками, и мальчишка, утирая лицо руками, что-то зло выкрикнув китайцу, склонился над ней.
Спустя час по четырем перекинутым через палубу «Эльдорадо» шлангам в танки «Пассата» пошло топливо. Черные, раздувшиеся шланги плавно вздрагивали, тугие волны солярки прокатывались по ним, и шланги напоминали собой лоснящихся питонов, совершающих то и дело глотательные движения.
Матросы то и дело окатывали палубу и надстройки «Пассата» водой. Пустив тугую, мощную струю из водометной пушки, Серегин чуть не смыл за борт «Эльдорадо» электросварщика. Тот что-то прокричал, погрозив массивным кулаком, и вновь принялся за работу, но второй струей был сшиблен с ног и, поняв, что работы не будет, покинул ботдек. Русов посмеялся и, окликнув Серегина, кивнул ему: молодец. Серегин улыбнулся и пальнул струей воды по гальюну, где все так же дымил трубой несчастный Фредди. Сметливый парень тотчас понял, в чем дело, поднял руки вверх — сдаюсь! — и убрал трубку в карман.
После обеда сэр Макдональд привез распоряжение портовых властей Уолфиш-Бея, согласно которому на танкер «Пассат» налагался штраф в сумме пятьсот долларов за самовольный, без разрешения капитана порта, вход в акваторию бухты, который Горин молча подписал, и три пропуска для старшего командного состава для посещения Уолфиш-Бея.
Когда сэр Макдональд покинул танкер, капитан зло сказал, что «плевать он хотел на этот чертов, пыльный Уолфиш-Бей, судно он не покинет» и что, если Русов хочет, пускай с Жоркой Куликовым побывает на берегу. Штурман еще никогда тут не бывал, пускай взглянет на эту юаровскую дыру. Сдав пожарную вахту Волошину, Жора быстро переоделся, и вместе с Русовым они отправились на берег.
Толстый повар опять колотил мальчишку. Трап с «Пассата» был перекинут на ботдек «Эльдорадо», как раз возле него и происходила экзекуция. Неторопливо, как бы ленясь, но делая необходимую, весьма важную работу, китаец шлифовал спину дек-боя палкой. Легкая-то она легкая, бамбуковая, но, судя по хлестким ударам и бурой от кровоподтеков спине мальчишки, удары были сильными и болезненными.
— Эй, прекрати! — сказал Жора, когда они с Русовым оказались на палубе «Эльдорадо».
Китаец лениво повернул голову, торчащую, будто и шеи-то нет совсем, из жирных плеч. Вновь взмахнул палкой. Обширная его, обвислая по-женски грудь мягко всколыхивалась. На груди синей и красной краской был вытатуирован дракон, который от этих движений казался живым: разевал и захлопывал огромную огненную пасть. Рясь! Рясь! Рясь! — ударяла палка по спине и плечам мальчишки. Китаец цепко держал юнгу за распухшее ухо, плечи и спина его лоснились от пота, черные глаза были зло сощурены. «Пых-пых», — мерно, как машина, пыхтел повар, поднимая и опуская палку. Жора схватил его за руку, выкрикнул:
— Прекрати бить мальчишку, слышишь?
Китаец шевельнул плечом, и под жирной, цвета сливочного масла кожей рельефно проступили мощные мышцы, отер лицо тыльной стороной ладони и, не глядя на Жору, подтолкнул мальчишку к бочке с грязными поварскими передниками. Всхлипывая, тот склонился над ней, выволок охапку, кинул в корыто. Русов сжал локоть Жоры: идем. Не связывайся.
— Совьет экспансионист! — будто опомнившись, выкрикнул им вслед повар и опустился на разостланную в тени шлюпки циновку.