Рейтар
Шрифт:
Я лишь кивнул, с этим я был полностью согласен. Преимущество в неожиданности надо использовать полностью, как трубку докурить до последних крошек табака. Дурак тот, кто так не сделает.
– А потом?
– А потом – увидишь, – засмеялся Злой. – Будем ждать Круглого, он все скажет. Великие дела тебя ждут, взводный. Ну и меня, не без того.
Ночь простояли биваком, дали отдых лошадям и людям, уставшим от долгого трудного марша. До форта оставалось всего ничего, несколько верст. Дорогу перекрыли секретами и заставами, не давая даже мухе просочиться в сторону противника, не дать предупредить.
С
Застава у ворот служила еще как в мирное время. Вроде и служба неслась исправно, вроде и бдительные, но стрелять сразу в своих не стали, как мы и рассчитывали, первым запуская взвод валашцев. Дарий завязал разговор, ругаясь и грозя нерасторопным всякими карами, те же под напором незнакомого командира в форме знакомого полка совсем растерялись, подались назад. Храпящие лошади теснили караул грудью, на солдат наседали со всех сторон, наши два «драгунских» взвода толпились у перекрытых шлагбаумом ворот, сзади наваливались ругающиеся горцы. Прибежал начальник караула в чине сержанта, начал что-то выяснять… и тут разом взметнулось несколько шашек, даже крикнуть никто не успел. И вся сотня в конном строю рванула в ворота, как река, прорвавшая слабую плотину. Быстрее, быстрее, пока личный состав неприятеля еще в казарме, неодетый и неготовый, не занял позиции для обороны.
Еще не командовали в гарнизоне подъем, бодрствовал лишь караул на бастионах и батареях. Часовые, увидев ворвавшуюся в форт массу конных в своей форме, растерялись, тревогу никто пока не поднимал. Мой взвод скакал по брусчатке в сторону первой батареи, со стен которой на нас таращился часовой с винтовкой на плече, с примкнутым штыком. Я видел, как нервно теребит он ремень своего оружия, чувствуя угрозу, но не в силах взять на себя ответственность за первый выстрел. Когда он все же решился, я был от него шагах в пятидесяти. Он рванул винтовку с плеча, а я выстрелил в него из длинного револьвера.
Пуля попала ему в голову, свалив на месте, но первый выстрел был сделан. И сразу где-то заорал сигнальный горн: «Тревога! Тревога! Враги, враги, враги!». Хлопнул еще выстрел, еще один, но было уже поздно. Валашские дезертиры Дария карабкались по лестнице на вторую батарею, вольные, тоже спешившись, бежали по пологому пандусу на укрепление, горцы Хорга уже ворвались в воротный бастион, и там начиналась приглушенная стенами стрельба. Все, вошли!
Коноводы уводили коней в ворота, чтобы сохранить их в отдалении от боя, в тесноте форта кавалерия больше ничего полезного совершить не могла. Спасибо лошадям, что успели донести нас до батарей до того, как неприятель поднял тревогу.
Я бежал первым, держа револьвер двумя руками, готовый выстрелить во все, что покажется из-за поворота. Вот батарейная площадка, вот четыре шестифунтовые пушки, каждая за круглым каменным бруствером, укрывающим ее до самого ствола. Вот второй часовой, присевший за пушкой и вскинувший винтовку.
Грохнул выстрел, пуля с визгом отрикошетила от гранитной стены у меня за спиной. Захлопали разом несколько револьверов, часовой осел, выронив оружие.
– Вперед! Никого не щадить! – заорал я.
Вот он, первый бой с настоящим врагом. То, к чему я шел и к чему стремился. Передо мной не монахи и не какие-то не желающие воевать землевладельцы, передо мной самый настоящий враг, в мундирах армии валашского князя Орбеля Второго, ни дна ему, ни покрышки.
Вот вход на батарею, вот снарядный погреб, узкая лестница, уходящая в каменный подвал.
– Ниган, к стенам, прикрывай! – командовал я, размахивая револьвером. – Бролт, вскрыть снарядный погреб! И найти вход в потерну, она здесь наверняка есть!
– Так, мастер взводный! – откликнулись десятники.
Десяток Нигана занимал позицию вдоль стены, выкладывая карабины на каменный парапет, такой широкий, что должен был выдержать, наверное, и удар снаряда из осадной пушки. Хлопали выстрелы со стороны казарм, пули с громкими щелчками били по камню, но нанести вред нам пока не получалось. Появилось время оглядеться.
Батарея была построена умно, так, чтобы можно было использовать полевые пушки на колесах, причем стрелять они могли во все стороны, и по реке, и по подступам к форту с суши. От штурма батарею прикрывали бастионы со стрелковыми ячейками и картечницами, по одной на каждое укрепление. Но в главном Хорг был прав, когда планировал, – каждая из батарей могла простреливаться прямой наводкой с любой из двух других. И сейчас надо во что бы то ни стало добыть из погреба снаряды, до того, как противник на третьей батарее успеет сделать это до нас.
– Ниган, не давайте никому даже подойти к пушкам, понятно? – присел я рядом с десятником. – Бейте по всему, что шевельнется, если они успеют зарядиться раньше нас – нам хана.
– А эти, на второй батарее, что удумали? – спросил он. – Там долго не продержишься и подкрепления туда не перекинешь.
– Они пушки взорвут и отойдут к нам, – ответил я. – Насчет того, что держаться там не выйдет, ты прав. Там все простреливается со всех сторон, сомнут их.
Солдату вскочить по тревоге много времени не надо, из казарм на противоположной стороне форта начали выбегать люди, кто одетый по форме, а кто и наполовину в нижнем белье, разве что вооруженный. Люди десятка Нигана открыли частый огонь, трое или четверо упали, остальные бросились кто куда, кто обратно в двери, а кто и к бастионам. Пока единого командования у противника заметно не было, ну да это дело времени. Их в форте чуть не батальон, а нас всего сотня, и еще две сотни ополчения Серга подойдут часа через два, не раньше. А не удержим позицию, так и не подойдут вовсе.
Рванул недалекий взрыв, послышались ликующие крики людей из второго взвода – дверь в снарядный погреб прошли. Я лишь крикнул, напоминая:
– Потерну ищите! Иначе по ней прямо сюда пройдут – и все, тут нам и конец! Ищите, носом землю ройте!
Крепость здесь старая, построенная добротно. Бастионы и батареи соединены траншеями, отделанными камнем, но этого недостаточно, наверняка должны быть подземные ходы, по-другому такие сооружения и не строились, не бывает так. За многие годы здесь можно было такого накопать – сам не поверишь. Точно есть потерна, не может ее не быть.