Рейтар
Шрифт:
От этой площади я свернул направо, от берега, и пошел к центру, решив уж обойти и посмотреть весь город. Хотелось одиночества, хотелось подумать.
4
К вечеру все собрались на барже – нас, вольных, семеро, неизменная троица Злой, Тесак и Голодный, еще Бире Хорек, ну и «господин старший приказчик», устроившийся, в отличие от нас, не под навесом, как все, а в добротной палатке. По купеческому ранжиру все правильно определено.
Груз был уже принят и погружен в трюм – оливковое масло в больших глиняных кувшинах в камышовой оплетке. Товар ходовой, как сказал Злой, так что подозрений не вызовет. Мы же раскатывали пледы на палубе, устраиваясь поудобней – пути нам предстояло больше трех суток. Одетые разномастно и так же разнообразно вооруженные, мы уже не были похожи даже на иррегулярное войско, каким были недавно, а больше всего напоминали наемную торговую охрану, чего Круглый и добивался.
Палуба была пуста. Круглый Арио выкупил баржу под свой груз целиком, так что пассажиров к нам подсадить не могли, а сами мы их не брали. В корме этой неуклюжей посудины устроили отхожее место, огороженное плетнем, висящее прямо над водой, а в носу была чугунная ржавая жаровня, в которой сейчас горел огонек и на котором закипала вода в большом котелке.
Мы натянули большой тент, закрепив его веревками за фальшборт, а в середину подставив высокий шест, поднявший парусину куполом, так что ни зной, ни дождь нам теперь будут не страшны. Стенки построили из плетней, вроде как дом получился. Разобрали места, разложили пледы и мешки с добром, устроились, в общем.
Жизнь в порту с темнотой замерла, стало тихо, шум доносился лишь с базара, из тамошних кабаков, которым до закрытия было куда как далеко, как раз самый наплыв публики у них сейчас. Тесак с Голодным, переглянувшись, отправились выпить, и Круглый не возражал, потребности всех держать на борту не было, да и завтрашнее похмелье никого не волновало, потому что в ближайшие дни будем лишь бока о палубу отлеживать. А вот Ниган пришел. Мрачный, воняющий перегаром, он никому и слова не сказал, а лишь расстелил свой плед и завалился спать. Впрочем, он скорее делал вид, что спит, для того, наверное, чтобы избежать разговоров. Его право.
– А что, друг Арвин, может, и нам пройтись, развеяться? – предложил Злой. – Господин старший приказчик не против, так что нам здесь сидеть, комаров кормить?
– А пошли, – подумав, согласился я. – Спать не хочется.
– Спать? – засмеялся мой приятель. – Спать устанешь еще, дорога долгая, а мы же не верхом. Еще все бока отлежать успеешь и все мозги отоспать. Пошли.
Оставив в пирамиде карабин и отстегнув кобуру с длинным кавалерийским револьвером, я пошел следом за Злым, поджидавшим меня уже на причале.
– Куда зовешь?
– Недалеко тут, «Пьяная жаба» называется. Ничего особого, но вроде внаглую не обсчитывают, вино не разбавляют и кормят прилично, если голодный.
– Пошли, – согласился я, – тебе виднее куда.
– А что же тогда спрашивал? – вроде как удивился Злой.
– Потому что нельзя идти куда-то, куда не знаешь.
– А теперь знаешь?
– Могу делать вид, что знаю. В «Пьяную жабу», верно?
– Ну, раз так…
Идти и вправду было совсем недалеко, только за ворота порта и еще шагов двести, не более. Свернули с главной улицы в кривой и темный переулок, в котором стук каблуков по мостовой стал неожиданно громким и звонким, и тут же на кабак наткнулись – темную дверь в стене под тусклым фонарем, а над фонарем жестяная вывеска покачивается. На ней нарисована жаба со скошенными к носу глазами, в шляпе и с большой кружкой пива в зеленой лапе.
– Сюда нам, – сказал Злой, толкнув на удивление тяжелую дверь, сколоченную из толстых деревянных плах, скрепленных железными полосами.
За дверью оказалась лестница, недлинная, ступеней на десять, а за лестницей уже и сам зал. Кабак не был большим. Думаю, зайди сюда разом десятка два людей, и стало бы тесно, но двух десятков тут не было. В дальнем углу за столиком сидели двое мастеровых да четверо мужиков, похожих на вожаков крючников из порта, сидели почти у входа, попивая вино из оловянных бокалов. За маленьким столиком у стены сидел, потягивая вино с видимым наслаждением, тощий и оборванный субъект с длинными волосами, заплетенными в косу. На столике перед ним лежала на удивление хорошая, доброго дерева виола, никак виду владельца не соответствующая. Похоже, что это местный музыкант, играющий в кабаке за еду и вино.
– Здорова, Жбан, – поприветствовал кабатчика Злой.
Тот был невысок, плечист, пузат, а голова формой и вправду жбан напоминала или перевернутое ведро, насаженное прямо на плечи, – снизу шире, чем вверху, а шеи и вовсе нет.
– Здравствуй, добрый человек, – усмехнулся тот. – Давно не виделись.
– Давно, давно, – согласился мой спутник. – Налей нам молодого красного, только хорошего. И сыру нарежь.
– Сделаем.
Похоже, что фраза «только хорошего» была сказана не просто так. Кабатчик выставил на стойку два бокальчика, затем оловянный кувшин, который наполнил не из бочонка, что стоял под рукой, сверкая вбитым латунным краном, а из оплетенного кувшинчика, что достал из-под стойки.
– Это с виноградника тестя моего, – пояснил Жбан, придвигая к нам бокалы. – Для своих держу.
Злой поставил на стойку ребром монету и закрутил ее волчком. Повертевшись, она упала набок, заскакала со звоном, но остановиться самостоятельно Жбан ей не дал – прихлопнул толстой ладонью и смахнул в ящик под стойкой. А мы с кувшином и бокалами отошли за столик, усевшись друг против друга.
– Твое здоровье, друг, – сказал Злой, наполнив бокалы и отсалютовав мне своим. – Будем живы – не помрем.
– И тебе того же.
Вино и вправду оказалось хорошим, кабатчик не обманул. Затем Жбан подошел к нам, выставив на стол блюдо с четырьмя сортами сыра, нарезанного ломтиками, кистью крупного винограда и горкой хрустящих белых хлебцев в середине.
– Благодарствую, – сказали мы хором.
Трактирщик солидно кивнул и отошел на свое место. Я взял маленький хлебец, бросил на него ломтик мягкого сыра, придавил виноградиной и закинул все это в рот, запив вином. Вспомнил, что так любил дома делать, умаявшись за день. Садились с женой у очага, наливали по бокалу, только не оловянному, а из синеватого толстого стекла, а перед нами на дощечке так же лежал нарезанный сыр, ломтики яблок, виноград да маленькое пресное печенье, которое наловчилась делать дочь.