Режим бога (Последний шаг)
Шрифт:
— Черт! — Калиостро-младший болезненно наморщился и помассировал переносицу. — Просто какое-то дежа-вю…
— Рик?
— Не было ни проникновений, ни попыток, пап. Это снова дело рук «своего», имевшего доступ к Элизиуму… — не открывая глаз, сказал сын.
— Начинай расследование, и немедля.
— Конечно. Код… Потом — кто имел доступ с твоей стороны… Наименования пропавших файлов…
— Я только что все выслал.
— А, вижу.
— Разбирайся, я скоро прилечу к вам.
— Сам?
— Да. Джо сейчас в отъезде.
Дик отключил линзу, надул щеки, поднялся из геля и сел на край емкости, медленно расстегивая комбинезон.
— Вот же черт! Ну что еще за Джек Ри [15] тут орудовал, мать его за ногу?! — с чувством воскликнул он и покачал головой в ответ на изумленный взгляд своего навигатора: — Прости, Хелен, это я не тебе.
Последний рывок — и он дотянулся до края дыры, сгруппировал мышцы тела, подтянулся, оперся локтем и окончательно выдернул себя на поверхность земли. Страшная каверна, куда их с козой матери только что сбросили дикие сородичи, осталась позади.
15
Джек Ри — офицер-предатель, по вине которого погиб фаустянин Элинор в конце второго тома романа «Тень Уробороса (Лицедеи)».
Солнцескалы попросту избавили племя от нечистого, от урода, который не мог нырять под воду и добывать рыбу. Чтобы не гневались духи, дикари покормили их «сладким мясом». Думали, будто покормили. Но Эфий сумел выбраться обратно и теперь лежал на черной спекшейся земле, переводя дух и еще не веря в избавление.
Солнце уже закатилось за скалу, отвесно возвышавшуюся над каверной. Эфий точно знал, что там, наверху, на совершенно плоском плато, вот-вот развернется какое-то очень важное событие.
Он поднялся и обнаружил на себе в точности такую же одежду, какую носят люди Содружества. Мертвой козы — его спасительницы — не было нигде.
Эфий начал взбираться на скалу, все отчетливее припоминая, что делает так уже не первый раз.
А там, на плато, слышался топот лошадиных копыт и лязг металла. И в небе, тревожно крича, парила большая птица. Эфий собрал последние силы, чтобы скорее выкарабкаться наверх и, следя за ходом битвы, притаиться за камнем.
Всадник в длинном желтом плаще, возвышаясь на огненном коне, рубился полыхающим мечом с пешим мужчиной, оружием которому служила ледяная секира.
Эфий узнал их обоих, и они были необъяснимо похожи между собой. Желтого всадника клеомедянин помнил по Зеркальной войне, его звали Мором и сгинул он в последнем бою у планеты Сон. Почему Мор остался в живых, клеомедянин не догадывался.
Мужчина с секирой в далеком прошлом был другом Эфия. Тогда, давным-давно, юноша познакомился с непередаваемым чувством радости, когда ты понимаешь кого-то с полуслова, даже худо зная язык, и когда этот же человек так же, с полуслова, понимает тебя.
— Кри… — шепнул клеомедянин, прикидывая, как помочь другу, которого вот-вот убьет извергнутый из преисподней монстр. — Сейчас! Я сейчас!
Рука лихорадочно нащупала кусок острого кремня. Из этого минерала делали наконечники своим копьям охотники солнцескалов.
Эфий выскочил из укрытия, оглушительно свистнул, сбивая с толку огненного коня, и бросился ему под копыта. Ледяная секира с шумом рассекла плотный воздух битвы.
Уже выкатываясь из-под коня, Эфий успел рубануть кремнем по сухожилиям его передней ноги.
Скакун всхрапнул от боли и пал на колени. Удар секиры высек сноп искр из лезвия меча и опрокинул Желтого всадника на камни.
— Ты герой, ты герой, — засмеялся Мор, переводя взгляд с Эфия на Кристиана. — О, да, Коорэ, малыш, ты герой, спасающий миры! Кстати, тут по соседству есть еще пара вселенных — не хочешь спасти? — он отползал к своему охромевшему коню. — А ты? — Мор угрожающе дернулся в сторону Эфия, оскалив зубы.
В ответ на выпад Кристиан одной рукой сгреб клеомедянина себе за спину, а другой навстречу врагу выставил секиру.
— Ха-ха-ха! Малыш-Коорэ, ты нашел, чем напугать самого себя! Великий подвиг — поставить себя на колени! А ведь ты мог бы неограниченно путешествовать по всем мирам, повелевая временем и пространством. Ты мог бы собрать воедино свою расколотую сущность. У тебя под рукой были Альфа и Омега! — с последним словом Мор дернул головой в сторону Эфия и распался, обратившись в гудящий рой из тысяч малярийных комаров.
В ужасе понял клеомедянин, что сейчас все эти заразные насекомые бросятся на него, а оттого вскрикнул и проснулся в поту.
Эфию было так страшно, что он сильнее замотался в одеяло и скорчился в позе еще не рожденного ребенка. Дрожь сотрясала все его тело. Он не смел даже протянуть руку и включить ночник.
— Омега, — прошептал он, кутаясь с головой и ощущая, как проходит, сдается, отступает необъяснимый страх перед выпущенными из глубин подсознания чудовищами. — Он опять это сказал…
Да, после исчезновения Кристиана этот сон стал сниться Эфию поначалу раз в три, потом — в два года, а во время работы над проектом Палладаса и Савского зачастил с удивительной регулярностью — раз в две недели. И во сне Эфий почти забывал о том, что все это уже было. Но забвение — это обычное свойство снов. Странным казалось другое — то, что из сновидения в сновидение события развивались одинаково.
Клеомедянин не мог изменить ничего, и поверженный Мор успевал произнести свое проклятие в их адрес.
— Мне сообщили, Эфий, что вы хотите со мной переговорить…
Эфий сел в кресло, слегка кивнув голограмме Михаила Савского. Академик разговаривал на ходу и. судя по окружающей обстановке, из какого-то флайеропорта.
— Я не знаю, стоило ли мне беспокоить вас по пустякам, но господин Палладас…
— Да, да, он передал, что речь пойдет о вашем сне. Или это был ВТО? Я внимательно отношусь и к тому, и к другому…