Режим бога (Последний шаг)
Шрифт:
— Вы что, правда знаете моего отца?
— Знал. Он погиб, деточка. Тебе тогда было года три или четыре и ты ничего не знаешь…
— Мы просто уехали от него.
— Да, уехали, когда я пришел к твоей матери и рассказал, как все было. А ты вся в него, только глаза другие. Он бешеный был, и ты не лучше.
— Вы лжете! Как вы могли прийти к моей матери и как могли быть другом отца, если такие, как он, и такие, как вы — непримиримые враги?!
— А какой, по-твоему, я?
— Вы лжете!
— Ну все. Мне это надоело! — Форгос резко нажал педаль тормоза.
Машину чуть занесло, его откинуло на валик подголовника, и он остался неподвижен, а через мгновение Нэфри испытала мощь Призыва: «Ко мне!» Она засопротивлялась. Пусть не думает, что ее так просто убить! И вдруг частота «Ко мне!» перебилась частотой «Явись!», привычной и такой родной. У нее есть шанс попросить защиты у кого-то из своих. Форгос наверняка предельно силен, но все-таки двое продержатся дольше. И девушка позволила себе уйти на зов.
На перекрестке не было больше никого: только она и Форгос в виде огромной черной твари — такими в чужом мире, где жила Эфимия Калиостро, художники рисовали мифических драконов.
«Так какой, по-твоему, я?» — повелительно уточнил мэр, с шумом размахивая перепончатыми крыльями.
«Такой, каким я вас вижу!»
«А кого еще ты ищешь, озираешься? Не почудилось ли тебе, что кто-то зовет тебя вот так: явись, явись?»
«Но… как?! — опешила Нэфри, начиная догадываться и все отчетливее различая чистейший серебристый свет, спрятанный в ртутных глазах чудовища. — Как это может быть?!»
«Мне надоели твои сомнения. Смотри все сама и делай выводы!»
Она увидела Форгоса еще совсем молодым. Неужели и он в ту пору был врачом? Они спорят с синеглазым мужчиной приятной наружности, который очень напомнил девушке отца Эфимии в том мире. Потом проходит сразу много времени — и Форгос видит этого мужчину бездыханным. И вот он уже среди тех, кто убил шамана Кьемме, и его принимают за своего, а он взбирается вверх по карьерной лестнице, мечтая лишь об одном: развалить, сколько сможет, Тайный Кийар изнутри.
«Но ты посмотришь, как недолга память людей. Не пройдет и полвека, как прорастет новая ложь: якобы не было кровавой власти тайных кийарцев, якобы хотели они только блага и при них было хорошо и спокойно. Проклиная тех, кто поспособствовал уничтожению этой системы, будут скромно умалчивать многое. Например, то, что это не было уничтожением — невозможно уничтожить уже мертвое и разлагающееся. Никто не оставляет гнить на дорогах города трупы сбитых машинами гиен и шакалов, их убирают прочь. Ничто не происходит просто так, без долго подготавливаемой причины. Свалить что-либо в самом его рассвете невозможно — лишь когда придет его время сдохнуть и разложиться. А знаешь, кто будет основоположником новой лжи для нового поколения? Сами „тайные“ и их потомки, которым всегда и при любом строе живется неплохо. Их приспособленческие способности не превзойти никому из „светлячков“… да и вообще никому. Попомни мои слова лет через двадцать-тридцать, деточка. Ты сама удивишься происходящему, но изменить это невозможно: психология стада не меняется никогда. Это можно только констатировать и вписывать в графу „диагноз“ без всякой попытки лечения».
Нэфри побывала в комнате Юлана Гэгэуса, когда Форгос в обычной своей манере странно шутить донимал главреда ночными видениями сельвы Рельвадо, а когда тот окончательно созрел, чтобы принять решение, легкими тумаками направил его в нужное русло.
«Ноиро думал, что это наш Учитель заставил Гэгэуса отправить в командировку именно его»…
Дальше она увидела, как Форгос беседует с главредом «Вселенского калейдоскопа» у себя в кабинете, демонстрирует ему возможности Призыва и втягивает в сговор: отдает давно изъятые видео- и фотодокументы, распоряжается о напечатании сенсационной разоблачительной статьи и велит уехать из страны сразу же по выполнении условий, чему Гэгэус оказался очень рад.
«Ваш учитель не знал многого из того, что знаю я, а я не знаю многого из того, что знает он. Но его присутствие здесь оказалось выгодным. Мне нужно было, чтобы объединились попутчики, да и ему тоже. Такая сила дорогого стоит. Я надеялся, что вам с попутчиком хватит ума поберечься, но вклинился этот подонок Улах»…
«Да вы просто нами играли, как в настольную игру!» — возмутилась Нэфри.
«Я политик, деточка. Мне простительно. Я такая сволочь, что временами сам упиваюсь этим. Но если кто-то не хочет быть фишкой для игры, он становится игроком, разве не так? Другой вопрос, что любой игрок, прежде чем стать таковым, успел побывать фишкой и погонять по полю по прихоти чьей-то воли. Садись, мне нужно кое-что показать тебе. Я все еще заинтересован в том, чтобы попутчики были вместе живыми и здоровыми».
«С чего это вдруг?»
«Погибнет один попутчик — никакой жизни другому. А у меня душевная потребность, — он хохотнул и подставил шею, припадая грудью к затуманенной земле перекрестка. — Садись, огненная!»
Нэфри запрыгнула на драконий загривок, словно на коня, и Форгос довольно облизнулся, потеревшись затылком о ее плечо. Девушка отстранилась, и он ответил ей смехом.
Они быстро нашли точку перехода и проникли в Междумирье.
«Дальше я не двинусь, — предупредил Форгос. — Уже не из-за Соглядатаев, которые вычислили бы мое „светлячковое“ происхождение»…
«Почему „светлячковое“?» — спросила Нэфри.
«Так нас называют у „тайных“. Они — дети черных звезд, мы — „светлячки“… У них любят давать прозвища».
«А я и не задумывалась, кого как называть… И что же мне делать дальше, когда я сюда попаду?»
«Двигаться к Обелиску, нигде не медлить, от погони уносить ноги. Как попадают в Обелиск, я не знаю, но тебе нужно туда: среди живых твоего Ноиро уже нет… Уф! Да не вопи ты так и не вспыхивай, а то поналетят на свет… Его отвели туда, чтобы он и в самом деле не помер до твоего возвращения, поняла?»
«Так отвезите меня к нему, а потом телепортируйтесь!»
«Мы не успеваем. Поверь, я сделал бы именно так, но ты проснулась слишком поздно. Нам бы сейчас самим успеть»…
Нэфри перекувыркнулась и обнаружила себя в кресле автомобиля. Форгос поднял голову с валика кресла и снова завел машину.
— Вы странный, — сказала она, чувствуя наконец, что мышцы тела снова оживают. — Вы и похожи, и непохожи на Учителя.
Он ухмыльнулся:
— Кто-то же один должен валяться в грязи, чтобы другой чистоплюйствовал.