Режим бога (Последний шаг)
Шрифт:
— Святой Доэтерий, не гневись, так надо! — шепнул молодой человек, взбираясь на окно и переступая на оцинкованный наличник.
Костыль пришлось выкинуть сразу, и тот мягко шлепнулся в траву. Ноиро понадеялся, что и он сам шлепнется не жестче. Фрамуга плавно вернулась на место, но защелка не сработала.
— Вот так, Нэфри Иссет, — пробормотал он, осторожно сползая на карниз и хватаясь уцелевшей рукой за наличник, — ночи любви у нас с тобой не было, а из окон твоих я уже прыгаю…
Разжать пальцы и рухнуть в неизведанную темноту было не таким уж простым решением, но они разжались сами, и рухнул он не в траву, а на какой-то неудачно подвернувшийся кустик. Все обошлось бы несколькими новыми царапинами, но боль в недавних ранах скрутила так, что Ноиро в беспамятстве провалялся в зарослях, пока в окне палаты Нэфри не загорелся свет и не замелькали тени.
Журналист ухватил костыль и подтянулся впритык к стене здания в надежде, что его не увидели. Он сидел на земле и переводил дух. Кто знает, сможет ли он подняться на ноги и идти? Кажется, он снова повредил раненое плечо: повязка была мокрой, и уже даже сквозь рубашку то там, то здесь проступали темные пятна.
Наверху что-то бубнили.
Собравшись с силами и ухватившись за стенку, Ноиро поплелся прочь. Идти придется далеко. Наверное, после этой прогулки от костыля у него вырастет под мышкой мозоль, но после всего, что осталось позади, это было уже сущей безделицей.
Домой он приковылял только через три часа. Мама не спала — ждала его. Теперь понятно: после разговора с госпожой Иссет аккумулятор телефона разрядился, и Гайти Сотис не смогла до него дозвониться…
— В новостях передали, что сегодня на границе с Кемлином узлаканцы обстреляли туристический автобус. Там были и наши, и иностранцы… А ты все ходишь неизвестно где…
В ее словах почти не прозвучало укора, но на сына она даже не взглянула.
— Прости, мам… — заплетающимся языком пробормотал Ноиро, добрался до постели и рухнул на свою кровать, как подкошенный, успев только отбросить в сторону костыль.
5. Obsession
— Папа! Ну черт возьми, мне уже скоро восемнадцать, сколько можно меня опекать?!
Слушая вопли дочери, Паллада откровенно потешалась над родней. Дик и Эфимия один другого стоили. Воткнули друг в друга взгляд — и ни шагу в сторону. Правильно говорит папаша: наследственность решает всё!
— Будет двадцать — поезжай хоть куда.
— Ты говорил мне подобное в четырнадцать: «Будет шестнадцать — езди одна!»
— И что, я не сдержал обещание? — Дик усмехнулся, отодвинул ее со своего пути, и Эфимия помчалась за ним в его комнату.
— Сдержал, но чем отличается пятнадцать от шестнадцати? И что, если бы я полетела к кому-нибудь из дедушек за день до своего дня рождения, со мной бы что-то случилось?
— Колючка, а колючка! Читай по губам: я не хочу слышать ни о каких порталах. Получишь эйчпермит — поступай, как знаешь. Но до двадцати я за тебя в ответе.
— Да почему у тебя такое предубеждение против ТДМ?! — не сдавалась девушка. — Это… да это безопаснее, чем перелеты во флайерах!
Тут Фаина не выдержала.
— Что ты, это безопаснее даже нашего домашнего рефрижератора! — крикнула она им, продолжая притворяться, будто смотрит новости. — Дорогой спутник жизни, а не был бы ты так любезен, пока выпало нам счастье лицезреть тебя дома, посмотреть, какого, действительно, черта творится с этой развалиной? И если ты еще раз заявишь, что все в порядке и заказывать новый еще не стоит, а я снова обнаружу бутылку своего сока в глубоком криогене — держись!
— Мама! — в отчаянии взвыла Эфимия. — Не меняй тему!
— Я не меняю, продолжайте!
Паллада очень сомневалась, что после того случая с поломкой ТДМ на пустыре в Бруклине Дик изменит свое мнение об этом устройстве. Так и есть:
— Колючка, я сказал: нет!
— Фим, не забывай, что папа относится к ТДМ примерно так же, как средневековый инквизитор к практикам Бруно и Коперника.
— И к атомию! — добавил Калиостро, удаляясь в столовую осматривать рефрижератор.
— О, это вообще дьяволова отрыжка! — возведя глаза к потолку, прокомментировала Фанни.
— Вы самые чокнутые родаки, которых я когда-либо видела!
Эфимия с грохотом задвинула дверь в свою комнату, а Паллада со вздохом посмотрела на голографического диктора:
— Я всегда подозревала, что ее чем-то перекормили в инкубаторе…
Хах! Сейчас эта девчонка плюхнется в вирт-кресло, задерет ноги на стол, опустит заслонки и разнесет очередной многомерный мир в клочки. Да и то — чего нам, кроманьонцам, с мирами церемониться? Придут админы, все восстановят. На то и создано — душу отводить.
В доме воцарилось безмолвие, означавшее, что все пошло по предсказанному Фаиной сценарию. Паллада снова погрузилась в изучение мировых новостей: иногда и ей нужно было решать те же проблемы, которые лежали на плечах Джоконды, а для этого приходилось поддерживать свой политический кругозор в спортивной форме.
— Фанни! — Калиостро вернулся в зал подозрительно быстро. — Я ничего не понимаю: ты говоришь о каких-то поломках, а у меня там все работает без сбоев.
— Это электроника тебя боится. В прошлой жизни она была еретиком. Карди! Слушай, ну отпусти ты Фиму с Луисом! Ты же сам понимаешь, что у тебя это из разряда клаустрофобии! Был бы хоть один несчастный случай на ТДМ — да всю эту лавочку прикрыли бы мигом!
— Несчастные случаи были.
Паллада вкрадчиво подступила к мужу и, обойдя вокруг, как лисица сыр, с коварным видом провела рукой по его седеющим волосам.
— Ну конечно-конечно! — сладко шепнула она. — С «синтами». А я говорю о людях.
— Не скажи этого при колючке, за своих киборгов она тебя съест и не посмотрит, что ты лила воду на ее мельницу!
Фанни прижалась к нему спиной, взглянула из-за плеча, закусила губу. Дик наблюдал за ее манипуляциями, и не без любопытства.