Режиссерские уроки К. С. Станиславского
Шрифт:
О. Л. Книппер-Чехова. Но ведь говорят, Константин Сергеевич, что мелодраму всегда играют в плохих театрах плохие актеры.
К. С. Это не совсем так. Знаменитую мелодраму создают один раз. Она
Вы заметили, что в старых изданиях мелодрам дают всегда режиссерские примечания и планировки? Это еще Пиксерекур ввел. У меня есть его экземпляр: это настоящий режиссерский экземпляр, даны все планировки и снимки декораций.
А. О. Степанова. А как же мы будем играть, Константин Сергеевич, мы ведь не обладаем еще такой совершенной техникой?
К. С. Вы будете играть на предельной искренности, как играл сегодня Владимир Михайлович, и на очень хорошем выполнении физических действий. Для мелодрамы уметь выполнить интересно все физические действия, заказанные автором, — это основное. Поэтому я считаю мелодраму полезным тренажем для молодежи: она развивает веру, наивность, искренность чувств, создает цепь физических действий и заставляет работать фантазию актера.
РЕЖИССЕРСКИЙ ПОДСКАЗ
Константин Сергеевич на минуту задумался, посмотрел на нашу выгородку, на всю обстановку в фойе и отдал совсем неожиданное распоряжение:
— Опустите, пожалуйста, все занавесы на окнах и закройте двери, — сказал он. — Потушите свет. Кажется, довольно темно?
Н. М. Горчаков. Да, пока глаза не привыкли к темноте…
Константин Сергеевич встал и отошел в дальний угол зала, его голос донесся к нам откуда-то из-за ширм.
К. С. Раиса Николаевна, я попрошу вас подойти ко мне…
Р. Н. Молчанова. Пожалуйста, Константин Сергеевич.
В зале возникло было веселое настроение, но К. С. резко прервал его.
К. С. Я попрошу всех соблюдать тишину, абсолютную тишину, такую, которая окружала слепую Луизу, когда она осталась одна на площади.
От этих слов, сказанных повелительным голосом, с интонацией, неожиданно передавшей всю трагичность положения слепой, беспомощной девушки в чужом ей городе, в зале воцарилась действительно мертвая тишина.
Р. Н. Молчанова пробиралась в темноте через нагроможденные предметы, сразу ставшие для нее реальным «препятствием», к тому месту, где она думала найти Константина Сергеевича.
— Простите, — говорила она каким-то странным тихим голосом, — здесь кто-то сидит, кажется… я вас задела. — Но ей
— Здесь никого нет, — продолжала она, достигнув конца зала. — Константин Сергеевич, вы ушли в другое место? — И опять ей отвечало молчание.
Даже мы, присутствовавшие, были поражены: следя за поисками Молчановой — Луизы, мы не заметили, когда и как покинул свое первое местопребывание Константин Сергеевич и где он теперь…
А Молчанова все бродила в темноте, в хаосе вещей и предметов, но самые простые слова и восклицания актрисы стали звучать драматически-напряженно и выразительно!
А затем произошло самое неожиданное.
Молчанова вдруг разрыдалась где-то в углу зала, за станками и ширмами, все в той же напряженной тишине, и позвала — робко, неуверенно, жалобно: «Генриэтта, Генриэтта, где ты?»
Мы все вздрогнули: талант актрисы подсказал ей обращение к сестре — к сюжету пьесы… И она произнесла его с предельной правдой, искренностью, верой в те обстоятельства, в которых она очутилась.
Это заставило и нас поверить в сценическое положение. В ту же секунду из кресла, стоявшего рядом со мной, раздался довольный голос Константина Сергеевича (когда и как он в него сел, никто не заметил):
— Ну вот и прекрасно. Теперь вы понимаете, что значит молчание Парижа и площади, на которой вы остались одни, что значит темнота?
— Понимаю, — еще дрожащим голосом ответила откуда-то из другого конца зала Молчанова.
— Зажгите свет! — приказал Константин Сергеевич. — Идите сюда, Раиса Николаевна. Теперь вы знаете, что такое слепота. Вам было страшно, потому что все молчали. Так молчит вокруг вас, Луизы, Париж. Луиза знает цену этого молчания. С ней могли случаться и раньше такие происшествия. Как правило, люди зрячие инстинктивно не любят слепых. Они видят, что идет слепой, и обходят его. Это атавизм, это жестокость эгоизма, который боится, что слепой попросит услуги, в которой ему нельзя отказать.
И Луиза знает, что вокруг нее молчит незнакомый ей город, хотя, может быть, вокруг проходят люди и из окон ее видят. Если это возможно, надо режиссерски это сделать. Такие «проходы» подчеркнут пустынность площади. Пустынность не в пейзаже, не в декорации. Сам: по себе пустынный пейзаж у вас получится — я видел рисунок Алексея Викторовича (Щусев — художник спектакля. — Н. Г.); эгоизм людей в большом городе — вот что страшно и что нужно донести. Это передаст трагическое положение Луизы, подчеркнет, что ее покинул ее добрый ангел — Генриэтта. Очень хорошо, что вы нашли нужное слово в этюде — имя вашей сестры, значит, игра со мной стала для вас реальностью сюжета пьесы. Это задача всякого этюда.
А теперь вспомните физическую и психологическую схему этюда.
1) Этюд был для вас неожидан. И положение, в которое попадает Луиза, для нее неожиданно. Не надо к нему готовиться заранее актерской душой.
2) Вы не знали пути — вы натыкались, вы извинялись, глаза ваши были открыты. Вышли, а не выступали. Вы реально искали меня, а не изображали слепую.
3) Вы стеснялись позвать — ваш голос подстроился на странный звук, полукрик, обрывистое восклицание.
4) Вам стало страшно оттого, что вы не знали, что будет дальше.