Резидент
Шрифт:
Меня вполне устраивал этот маршрут. Я, совершено не напрягаясь, мог добраться вместо вылета к нужному времени. Узнав, что билеты на этот борт проданы не все, я забронировал себе право на посадку и уверенно выдвинулся по направлению аэропорта. Мне почти сразу же удалось поймать такси, и весь путь я проделал без происшествий. По пути заскочив в казначейство, где в экстренных случаях, а мой ко всеобщему удовольствию признали именно таким, можно было получить деньги даже ночью. Забрав необходимую мне сумму в долларовом эквиваленте, я прибыл в аэропорт к необходимому времени и, как и полагается в таких случаях,
Ровно половина шестого по громкоговорителю объявили, что авиапассажирам имеющим этим утром непреодолимое желание направиться на ту сторону земного «шарика», необходимо, не мешкая, пройти на посадочную площадку. Мысленно поблагодарив диктора за столь своевременно озвученную ценную информация, я, как и другие путешественники, стал пробираться на борт самолета.
За последние дни я настолько устал, что чувство самосохранения во мне совсем притупилось, и я совершенно не придавал значения своей безопасности. Кроме того, как мне казалось, вся банда Туркаева благополучно скрылась за границей нашей Родины, а кроме них, в сложившейся ситуации, я вряд ли кому был интересен. Поэтому, как только я оказался в удобном кресле, то сразу же заснул, продолжая смотреть прерванный наступлением прошлого утра кошмар.
Глава XVI. Тюрьма
Прибыв домой из армии, я сразу же начал праздновать свое благополучное возвращение. Я был уверен, что о моих былых подвигах «на гражданке» все давно позабыли, в следствии, моего внезапного и такого удачного бегства в вооруженные силы, да еще и в «горячую точку». Я думал, что дело то давно закрыто, и никому до меня уже давно нет никакого на-то интереса. Кроме того, я наивно полагал, что искупил все свои старые грехи – своей кровью. Поэтому, я совершенно расслабился, радовался, что выжил среди жестких азиатских «мясорубок», и не ждал с прошлой стороны моей жизни никакого подвоха.
Как же я ошибался. На третий день безудержного веселья явились оперативники с областного центра. Когда, в дверь моего дома раздался стук, я решив, что пришли очередные запоздалые гости поздравить меня с чудесным возвращением, без задней мысли вышел наружу.
– А не здесь ли проживает Бестужев Георгий Всеволодович?
– задал вопрос первый посетитель, внешне похожий на бульдога, имевший такое же зверине выражение лица, свисающие вниз щеки, злые «бросающие молнии» гневные глазки. И, конечно, завершало сходство – рыжая всклоченная шевелюра. Мощный торс и рост – выше среднего – выдавали в нем человека чрезвычайной физической силы.
– Да, если не ошибаюсь, то это я, - игриво попытался начать я беседу, - хотя после третьего дня пьянки в этом не совсем уж уверен. А, с кем, собственно, мне выпала честь иметь дело? Что-то я ни одного из вас не припомню.
– Скоро Вы это узнаете. А, сейчас, - бесцеремонно переходя на ты, вставил второй, - тебе придется проехать с нами.
Это был маленький плюгавенький человечек, лет около тридцати; тощенького телосложения, как и первый одетый очень неброско. На овальном лице его, усыпанном многочисленными веснушками, находились и пристально разглядывали меня «колющие» пытающиеся «пронзить насквозь» серые глазки. Хоть он и был такого совершенно невыдающегося телосложения, в нем угадывалась значительная сила духа и непреклонная воля. Раньше мне приходилось видеть таких людей. Я прекрасно знал, что они берут то, что нужно, не силой, а умом и хитростью. Машинально почуяв недоброе, я все-таки задал непременно возникший вопрос:
– С какого такого чудесного перепугу и, позвольте, узнать куда, а также с кем мне придется проехать, ведь я уже кажется говорил, что никого из вас абсолютно не знаю?
Для милиции того времени это было делом обычным. Сотрудники сначала хватали людей, увозили, и только потом, когда ты оказывался уже у них в казематах, то начинал понимать, куда ты попал. Однако, очевидно они были осведомлены, где я имел честь проходить военную службу и, вероятно засомневавшись в своих силах, решили немного облегчить себе задачу и представились.
– Уголовный розыск, - сказал тот, что походил на бульдога, и развернул передо мной служебное удостоверение на имя Ерохова Ивана Михайловича.
Второй также не замедлил представиться. Оказалось, что он даже начальник какого-то там областного отделения «УГРО», и зовут его: Тищенко Владимир Витальевич. При этом подтверждать свои слова, предъявлением документа, он решительно не соизволил, предоставив мне выбор: либо верить его словам, либо нет.
Деваться было некуда, пусть даже я и смогу одолеть этих двоих и получу таким образом возможность скрыться, но, при этом, я прекрасно понимал, что в армию на срочную службу второй раз не примут, а жить все время в бегах мне не хотелось. Я решил: будь что будет, и поехал с оперативниками.
После того, как мне предъявили обвинение в совершенных в составе преступной цыганской группы преступлениях, выразившихся в грабежах, разбоях и вымогательствах, в чем естественно я никой вины не признал, меня сразу же доставили в следственный изолятор. Там около шести часов продержали с тремя такими же бедолагами в каком-то приемнике, где ужасно воняло затхлостью, сыростью и плесенью. Далее, вручив матрас и подобие, чем-то напоминавшее постельное белье, меня провели в камеру, на которой имелся номер: 748.
Войдя внутрь, я оказался в душном помещении, размером пять на семь метров, где были по бокам расставлены деревянные двухъярусные нары, рассчитанные принять на себя двенадцать человек. Посередине стоял изготовленный из того же материала длинный стол. По бокам его были расставлены лавки. В правом от двери углу, за небольшой кирпичной перегородкой, находилось отхожее место. Как только сзади меня скрипнула и затем захлопнулась металлическая дверь, сидевший в темном углу на почетном (как в последствии оказалось) месте, довольно пожилого возраста мужчина задал вопрос:
– Какая статья?
Это был пожилой человек, предположительно шестидесятилетнего возраста, имевший довольно отталкивающую, если не сказать страшную, «рожу». Его на лысо обритая голова и густые нахмуренные над глазницами брови только усиливали первое впечатление; глаза черного цвета, словно «сверливали» тебя насквозь. Нетрудно было догадаться, что перед тобой находится «сиделец», пользующийся в этой камере неограниченной властью и уважением сокамерников. Свободная новенькая майка синевато-серого цвета и такие же трико, но уже чисто черные, скрывали его изношенное в тюремных походах, но еще достаточно сильное тело.