Ричард Длинные Руки – фюрст
Шрифт:
— Нет проблем, — сказал я, — а что за доспехи? Чем-то особенные?
— Ничем, — ответил герцог Фуланд почтительно, — кроме великой древности.
— Древность освящает, — согласился я. — Хорошо, давайте эти доспехи! Примерим.
Они переглянулись, герцог довольно кивнул, барон сказал почтительно:
— Тогда, ваша светлость, проследуем в королевский арсенал. И, надеюсь, скоро буду обращаться к вам, как вы заслуживаете больше: «ваше величество»…
Я буркнул:
— Барон, не язвите. Вы будете обращаться ко мне всегда, как и сейчас можете, по имени. Это относится ко всем моим друзьям и старым соратникам.
Он ехидно улыбался, уел, а церемониймейстер, чувствуя важность момента, самолично вел всю нашу группу по залам и переходам, потом мы шли через подземный ход, наконец оказались в той отдельно стоящей башне, вход в которую охраняется особенно тщательно.
— Королевский арсенал, — провозгласил герцог Фуланд торжественно. Он подобрался и стал еще строже и недоступнее. — Здесь фамильное оружие…
За моей спиной слышался восторженный шепот, я осматривался с подобающим выражением лица, что значит — без всякого выражения, я сам по себе король, уже хозяин всего этого склада, а не случайно попавший сюда пастушонок.
Кроме развешанного по стенам оружия, в углах стоят массивные рыцарские статуи. Доспехи умело одеты на вытесанные из дерева фигуры, впечатление такое, что старинные рыцари наблюдают за пришельцами и готовы вышвырнуть нас, как дворовых собак.
Герцог с удовольствием прошелся вдоль стены, кое-что педантично поправил, повернулся к барону Альбрехту.
— Можно, — произнес он.
Барон повернулся ко мне, учтиво поклонился.
— Ваша светлость, встаньте вот здесь и растопырьте руки в привычном для вас жесте, дескать, что вы из-под меня хотите?
Я буркнул:
— Не грубите, барон. Вы же благородный человек, а выражаетесь, как плотник какой-то, которому молот уронили на ногу.
Но руки я растопырил, с полдюжины помощников начали снимать с одной из статуй части доспехов и надевать на меня, сцеплять с другими, где умело вкладывая выступы в пазы, где скрепляя крепкими ремнями.
Я терпел, хотя тяжесть начала пригибать к земле. Стальные доспехи в два пальца толщиной, шлем вообще как пивной котел, для глаз щелочка узкая, будто у меня совсем уж свинячьи глазки…
Когда закончили, я ощутил, будто несу на себе все грехи мира. Чарльз Фуланд оглядел меня с удовольствием.
— Отлично, — произнес он. — Осталось только на коня, а оттуда принести присягу.
Барон сказал мне весело:
— Ваша светлость, вам там слышно?.. Прошу на выход.
Я двинулся в обратный путь, еле переставляя ноги. К счастью, вскоре вышли во двор, конюхи вывели арбогастра. А Бобик ликующе прыгал вокруг и старался понять, что за игру затеяли эти взрослые и такие бесконечно мудрые существа.
Я чувствовал, что не только вскочить, но и влезть не смогу, невольно огляделся в поисках седального камня. Герцог понял и вежливо указал наверх.
Навес крыльца продолжен двумя толстыми балками, оттуда уже спускают приспособление из толстых веревок. Понятно, я должен вдеть руки вот в эти петли, а крюком меня зацепят за металлический пояс, поднимут, потом вон те трое дюжих молодцов повернут ту балку, похожую на стрелу подъемного крана… кстати, это и есть его прадедушка, вот откуда это приспособление перешло в строительную технику…
Герцог сказал почтительно:
— Ваша светлость, прошу вас слегка приподнять руки… надо завести веревки…
Я проговорил раздраженно:
— Сэр Чарльз, что-то здесь не то.
Он переспросил:
— Что? Что вы говорите, ваша светлость?
Голос его звучал глухо, а мой вообще весь оставался в этом колоколе, одетом на голову. Я с трудом поднял руки и, натужившись, снял с головы шлем, чувствуя, что держу в руках походный котел на отряд из двадцати человек.
На меня уставились в недоумении как герцог и барон, так и с полсотни придворных, что выбежали посмотреть на церемонию.
— Традиция, — сказал я громко, — хороша! Традиции нужно чтить! Я рад, что мой народ всегда с готовностью готов раздвинуть ноги навстречу традиции. Следовать традиции — значит отдавать свои голоса самой загадочной партии — партии наших предков, что есть хорошо и мудро, да, ага, я люблю править таким народом. Потому я, выказывая еще большее уважение традиции, велю эти славные доспехи поставить на самом видном и почетном месте в королевском дворце! А стража при смене караула пусть отдает им честь. А еще пусть дети приносят раз в год цветы и возлагают у подножья. Подножье — это где задние ноги.
Обалдевшие, они молча снимали с меня толстые плиты железа, по структуре больше похожего на чугун, даже на чунгун.
Я вздыхал с облегчением, а когда убрали последнюю, просто возликовал — до чего же жизнь, оказывается, хороша! И всего-то надо сперва влезть в тесную нору, а потом вылезти.
Глава 19
Все-таки во мне разные личности: ночью спал, как бревно, даже снились сочные женские задницы, голова неустанно прорабатывала варианты коронации себя любимого и планы перестройки королевства, чтобы все пели и плясали, сердце рвалось капитанобладить под всеми парусами под флагом Веселого Роджера, а трусливая селезенка строила вокруг дворца неприступные стены.
С утра я созвал Тайный Совет, на этот раз в нем присутствуют все командиры отрядов, которых граф Ришар вернул в Геннегау, некоторых я сразу приспособил к работе, объяснив, что работа с бумагами дело чести, дело славы, дело доблести и геройства.
Тягостное предчувствие беды охватило с того момента, как выбрался из постели, и чем больше расправлял плечи и смотрел соколом, тем сильнее нарастало это недоброе ощущение приближения чего-то очень нехорошего.
Лорды и командиры молча заняли места за столом, все серьезные и молчаливые, то ли передалось мое настроение, то ли сами замечают признаки надвигающейся грозы.