Ричард Длинные Руки – фюрст
Шрифт:
Пока непонятно, в каких взаимоотношениях те островные властелины, но вряд ли в дружественных, это противоречило бы самой природе человека. В этом случае важно то, как поступят, когда мы вторгнемся к ним: удастся ли какую-то часть переманить на свою сторону, пообещав некие выгоды, или же все эти пиратские республики выступят против нас единым фронтом?
Дверь тихонько приоткрылась, сэр Жерар вошел неслышно, поклонился с привычной сдержанностью.
— Ваша светлость…
— Сэр Жерар?
— Вы велели собрать Тайный Совет, — напомнил он.
— Уже собрались?
Он произнес деликатно:
— Давно, успели поспорить и поругаться.
— Из-за чего?
— Стараются предугадать, чего потребует ваша светлость.
Я поморщился.
— А то не знают! Как будто могу потребовать устроить новый пир или танцы! Хорошо, пойдемте.
Глава 10
Слуги и стражники на выходе не сдвинулись с мест, что хорошо, стуканье тупыми концами копий в пол, в конце концов, приедается. Сэр Жерар идет ровно, как механизм, тоже старается не привлекать к себе внимание, его светлость изволит думать, нельзя спугнуть государственную мысль неосторожным взмахом или хрюком.
В зале, через который идем, четверо слуг усердно тянут книзу канат, а кверху поднимается огромная люстра с двумя дюжинами зажженных свечей. Завидев меня, принялись кланяться, а люстра устремилась вниз с нарастающей скоростью.
К счастью, один с воплем ухватился за веревку и удержал, хотя его самого начало поднимать кверху. Сэр Жерар прикрикнул, сметливого ухватили за ноги и стащили вниз, а с ним спасли и люстру.
Я поморщился и молча вошел в малый зал.
В зале мрачновато, словно мы в северной стране, где для защиты от холода всегда крохотные окна, но здесь тяжелые темные гобелены, стены отделаны темными породами старого мореного дуба, много ниш со статуями и пилонов, что дают тень, в центре большой стол, половина кресел осталась незанятыми.
Сэр Растер в своей неизменной кирасе начал улыбаться, как только я появился в дверном проеме, все с грохотом поднялись, наклонили головы и остались в таком положении подчеркнутой покорности и лояльности, а Растер все еще смотрел радостно и с великим облегчением, будто я вот щас перенесу его в гущу боя.
За столом бароны Альбрехт Гуммельсберг и Фортескью, первый держится со снисходительной вальяжностью, второй мнется, словно не уверен, что его в самом деле пригласили в совет такого высокого ранга, точно так же выглядит и барон Торрекс Эйц, начальник охраны дворца, спокойно держится отец Тибериус, настоятель цистерианского монастыря, очень нужный мне человек. К моему удивлению, присутствует верховный лорд Джералд Бренан, очень богатый и могущественный землевладелец, я его видел только однажды, когда он принес присягу и тут же удалился в свои земли, очень уверенно держится лорд Джеймс Гарфильд, я его часто вижу среди придворных, готов служить, как мне доложили, но пока что, как говорится, в запасе, надо присмотреться, а также лорд Уильям Дэвенант и лорд Томас Фуллер, тоже из богатых и влиятельных родов, по своему могуществу и влиянию должны бы занимать более высокое положение, чем у них было в начале…
В глубине зала, пусть и малого, еще несколько знатнейших лордов Сен-Мари, все сверкают дорогими одеждами, одетыми одна на другую, глаза колет блеск бриллиантов и прочих драгоценных камней, солидно и неброско поблескивают тяжелые золотые цепи на груди вельмож.
Отец Тибериус в желтой рясе, подбитой пурпуром, в церковной иерархии это что-то означает, вроде титула или звания, но без всяких украшений, Церковь должна подавать пример смирения и бескорыстия. Взгляд его строгих глаз чист, светел и участлив.
Барон Альбрехт скромно сидит в дальнем конце стола, я посмотрел с укором и взглядом указал на кресло рядом со мной.
Он поднялся молча, подошел мягкими, как у осторожного кота, шагами, поклонился, не сводя с меня вопрошающего взгляда.
— Сэр Альбрехт…
— Ваша светлость…
— Сэр Альбрехт, — сказал я, — вы что, стесняться научились? Все могут сесть.
Лорд, который поторопился занять место рядом с моим, отодвинулся, стараясь не выказывать огорчения, отошел и с достоинством сел на место Альбрехта.
— Давай, барон, — сказал я шепотом, — признавайся.
— В чем? — спросил он таким же шепотом.
— В государственной измене, — сказал я тихо. — С чего бы уселся от меня подальше?
И, не дожидаясь ответа, я вперил строгий взгляд в собравшихся. Никто не двигается, суетливы только простолюдины, а лордам надлежит всем видом внушать незыблемость и неколебимость, все настолько строгие и величественные, что я на миг ощутил себя случайно попавшим сюда бродягой, но быстро задавил в себе несвойственную правителю скромность и сказал внушающе:
— Дорогие лорды! Я хотел бы узнать, что за это бесценное время вы сделали для строительства порта в Тарасконе, для закладки флота?.. К примеру, вы, сэр Джеймс, чем занимаетесь сейчас?
Лорд Гарфильд сказал торопливо:
— Ваша светлость! Мы отправили дополнительные повозки, передвижные кузницы, пекарни, лошадей в Гандерсгейм, что, как кара небесная, столько лет постоянно угрожал королевству…
Я покачал головой.
— Вы все еще не поняли?.. С Гандерсгеймом решено. Завоевание его — дело времени. Наша политика — разделяй и властвуй!.. Часть племен уже воюет на нашей стороне, соседи всегда ненавистнее пришельцев. К тому же зачем отправлять какие-то повозки, кузницы, пекарни, тем более — лошадей?.. Мы же не в пустыню пришли! Там в городах достаточно кузниц, оружейных, пекарен и всего необходимого. А про лошадей… простите, кто подал такую дикую мысль?
Он промямлил:
— Но… всегда так делалось…
Я покачал головой.
— А не дурость посылать лошадей в край, где конских табунов больше, чем комаров на болотах?
Он вздохнул, развел руками.
— Я тоже так говорил… Но Гандерсгейм слишком уж был грозен… несколько столетий, ваша светлость. Из поколения в поколение рос перед ним страх. Потому сейчас все думают только о том, как разгромить проклятых дикарей… А до флота руки просто не дошли.
— Зато дошли у простого народа, — резко сказал я, ничуть не покривив душой, потому что даже самые богатые торговцы и купцы входят в сословие простого народа, как и главы самых престижных цехов. — Корабли уже строят!.. На деньги простого народа!
Он сказал почтительно:
— Но ваша светлость все это разрешили…
— Разрешил, — сказал я сердито, — частную инициативу нужно приветствовать и поощрять!.. Нам же потом их стричь. Но я хотел бы, чтобы доля государственного участия была выше!
Уильям Дэвенант осторожно обронил:
— Ваша светлость всегда может реквизировать те корабли для нужд его светлости…
Я посмотрел на него волком, он не уронил взгляд, только самую малость шевельнул губами в улыбке, мол, он же на меня работает, мои интересы защищает, как верный пес.