Ричард Длинные Руки – фюрст
Шрифт:
— Ну, на один с ним уровень, — поправил себя я. — Тоже нехило.
— И этого не было, — сказал он сердито. — Вы же знаете правду! Или нарочито хотите испортить вкус этого вина? Уверяю, ничто его не испортит.
Я пробормотал, поглядывая на него исподлобья:
— Все-таки, как мне кажется, вы подъезжаете ко мне не на той козе. Наверное, в это трудно поверить, но меня в самом деле власть не интересует… Да-да, знаю, вся история состоит из сражений за трон. Ради этого лгали, предавали, травили, убивали в спину, душили родителей, а те, в свою очередь, казнили слишком нетерпеливых детей… И все эти усилия только для того, чтобы претендент на трон с помощью союзников в кровавой резне уничтожил соперников и наконец-то всадил зад в кресло трона.
Он сделал большой глоток, неспешно наклонил голову, не отрывая от меня взгляда живых блестящих глаз.
— Ну-ну, я внимательно слежу за вашей мыслью.
— Я сказал все, — отрезал я сердито. — Уже сказал! Что еще? Некто сел на трон и считает, что наконец-то достиг конечной цели, цели и смысла всей жизни. И все так считают. Борьба за власть… ради самой власти! Это считается не только нормальным, но и… единственным вариантом. Как будто нет счастья выше власти!..
Он проговорил негромко:
— Я понимаю, о чем вы. Другому достаточно победить в борьбе за власть. Дальше думает только о том, как бы удержаться на троне. Ну и, понятно, пользоваться всеми благами: жрать от пуза, таскать в постель самых красивых женщин, дарить имения фаворитам, цеплять на шляпу самые дорогие перья… Вам, понятно, этого мало. Но, дорогой сэр Ричард, разве можно осуществлять те преобразования, что вы задумали, не имея всей полноты власти?
Он смотрел с победной улыбкой.
— Можно, — ответил я. — Еще как можно.
— Но вы ведь подумываете…
— Подумываю, — ответил я. — Нетрудно догадаться, верно? К тому идет. Да, я намереваюсь предъявить Кейдану ультиматум. Пусть передает корону мне, некоронованному правителю, официально, иначе сниму ее вместе с его дурной головой.
Он наблюдал за мной со сдержанной улыбочкой, что злила меня все больше.
— Честный поступок, — сказал он одобрительно. — Всего лишь скажете правду. А то прячетесь под картонными титулами! Вы — настоящий король, это все говорят открыто.
— А Кейдан?
— Кейдан, — начал объяснять он терпеливо, — законный король. Настоящий и законный… что выбрать? Что правильнее? Непростой вопрос для простого человека. Однако законы не боги пишут, а люди. Сильные, не скованные устаревшей, как бы это сказать помягче…
— Моралью? — подсказал я.
Он поморщился.
— Вы должны знать, что мораль тоже устаревает. Позавчера моральным было жрать своих соплеменников, вчера — только чужих пленных, а сегодня даже их нельзя, нехорошо, не так ли? Так что не только законное вчера может стать очень незаконным сегодня, но даже аморальным. Да и вообще… давайте же смотреть правде в глаза!
— Давайте, — сказал я. — Да, я подумываю забрать корону Кейдана.
— У Кейдана, — уточнил он.
— Да, — согласился я, — у Кейдана, так как короны Кейдана нет, а есть корона Сен-Мари. И собираюсь это сделать немедленно, не откладывая. К чему бы вы меня ни подталкивали!
— Какой вы подозрительный, — укорил он мягко, — во всем я виноват… разве не вы начали строить большие корабли, что сделают войны ожесточеннее и кровавее?.. Разве я принес в этот мир эту жуть… как вы ее называете, ром? Виски?.. Да при мне ничего не пили крепче натурального вина!
Я ответил несколько сварливо:
— Не я, так другой бы придумал! Это дело времени. Есть вещи, что случаются обязательно.
Он кивнул.
— Вы правы. Но иногда лучше, чтобы некоторые вещи случились как можно позже. Я не склонен спаивать население. Трезвые проливают крови больше.
Он захохотал, очень довольный моим ошарашенным видом, ничего себе умозаключение, быстро допил вино, поднялся из кресла и отступил к стене.
Я тупо смотрел, как он ушел в монолитные глыбы гранита, словно туман в кустарник, не оставив следа, затем выплеснул остаток вина из своего кубка в камин, чтобы не туманило голову, и снова сел за бумаги.
Сэр Жерар принес новую кипу документов, которые должен подписать только я, пришлось пересмотреть, хотя все мелочи мог бы и барон Альбрехт, но то ли хочет меня загрузить, то ли не уверен, не изменился ли я сам, доверяю ли все так же…
После обеда я вышел во двор, это как бы променадная прогулка по королевскому саду с милостивыми наклонами головы в ответ на приседы и поклоны, на самом же деле просто проведал арбогастра в конюшне. Он довольно фыркал и обнюхивал меня, хватал мягкими губами за уши и не отпускал, я велел особо холить, кормить отборной пшеницей, а вместо сахара, который так любят кони, давать гвозди и негодные подковы.
— Дважды в день выводить на прогулку, — подсказал сопровождающий меня сэр Жерар, но увидел вытянувшиеся лица конюхов, поправил себя: — Конечно, если кто сможет…
Бобик прыгал вокруг и хвастался, что, а вот он вхож в королевские покои, не то что некоторые копытные.
Когда я вышел из тихого полумрака конюшни в яркий жгучий свет полдня, там уже ждет барон Альбрехт Гуммельсберг, властелин Цоллерна и Ротвайля, как всегда одет с предельной тщательностью, хотя камзол наброшен на голое тело и распахнут из-за жары на груди, но расписанные золотом львы на обеих сторонах, драгоценные камешки и прочие знаки отличия напоминают, что их хозяин принадлежит к очень знатному сословию, а небрежность в одежде — это аристократическая вольность, а не плебейское незнание этикета.
Он взглянул на меня снизу вверх, в серых живых глазах все тот же цепкий ум и пытливость, на лице подчеркнутое смирение.
— Ваша милость, — сказал я.
— Ваша светлость, — ответил он ровным и хорошо контролируемым голосом.
— Ты чего так боишься улыбнуться? — буркнул я. — Морда треснет?
Он пожал плечами.
— Да так, на всякий случай. Вдруг вас не та муха укусила. Тираны непредсказуемы…
Сэр Жерар за моей спиной хрюкнул, я сказал раздраженно:
— Уже начинаете? А чего тогда на трон пихаете? Оттуда я вовсе самодурить буду напропалую! Пойдемте, раз уж попали под мою самодурью длань, шкуры сдирать буду.