Ричард Длинные Руки – герцог
Шрифт:
Как известно, есть несколько способов разбивать сады, но лучший из них – поручить это дело садовнику. Здраво поразмыслив, я вызвал Кемпбелла, тот явился моментально и склонился в поклоне, на всякий случай даже чуть перепоклонился, от перепоклона хуже не будет, а причуды нового хозяина не узнаешь сразу.
Я измерил его оценивающим взглядом.
– А скажи, любезный, насколько плотно герцог занимался хозяйством?
Он ответил осторожно:
– Да, ваша светлость… занимался.
– Всем?
– Ну, – ответил он,
– Понятно, – согласился я. – Это главное для благородного человека. Благородная охота для благородного… ага. А ты больше по всякой мелочи, верно? Типа всех накормить, нагрузить работой, проверить исполнение, дать задания на завтра…
Он потупился.
– Все верно, ваша светлость. Вы как в воду смотрите.
– Вот и прекрасно, – сказал я с чувством. – Как говорят каменщики, большие камни не ложатся хорошо без малых. Верно? Продолжай руководить всем хозяйством и дальше. А я буду присматривать за тобой. За одним легче, чем за всеми этими бестолковыми муравьями. Никаких особых перемен не планирую, а если и будут, то быта особо не коснется. Да и вообще кузнецам зачем знать о переменах в высокой политике?
Он выпрямился, лицо от приятной неожиданности порозовело.
– Я счастлив служить вашей светлости!
– Иди, – разрешил я. – Ветер шумит и ломает ветви наверху, а у подножия должно быть тихо.
– Истинно мудрые слова, ваша светлость!
– Да-да, – согласился я, – я весь такой мудрый… Кстати, после гибели герцога, как я слышал, оживились разбойники. Наверное, им показалось, что я не так страшен, как Хорнельдон?..
Он смиренно потупился.
– Не могу знать, ваша светлость.
– Возьми бумагу и запиши, – велел я. – Мой приказ. Я, Ричард Длинные Руки, вступил в управление… нет, во владение крепостью и землями… можешь все перечислить, и приказываю прекратить все самовольства и грабежи. Все, кто ослушается, будут наказаны по всей строгости закона…
Он в недоумении поднял голову.
– Как-как?
– По всей строгости закона, – повторил я автоматически, поперхнулся. – Ах да, что это я… Последнее слово не пиши.
Он кивнул:
– Я так и подумал, что ваше сиятельство оговорилось. «…будут наказаны по всей строгости!» Все, записал.
– Отлично, – сказал я. – Промокни, высуши и вели обнародовать. Суровость властителя говорит о его человеколюбии, понял?
Он ошалело кивнул:
– М-да, конечно….
Будут наказаны по всей строгости, повторил я про себя. А потом это и станет законом. Когда утвердится, и если народ примет именно такое решение вопроса.
Глава 2
Морган, как и поклялся, явился через полчаса, гордый и несчастный одновременно, но на меня посмотрел честными глазами человека, выполнившего обет.
– Ваша
– Надеюсь, – сказал я, – не очень нарушил ваши планы?
– Мои нет, – ответил он, – однако леди Эмили Дикинсон весьма удивлена. Даже изумлена, можно сказать.
– Никто ее раньше не игнорировал? – спросил я.
– Вы угадали, ваша светлость.
– Я вообще догадостный, – согласился я. – Но с ними надо ухо держать востро. Мигом на шею сядут и не дадут подвижничать. А что за жизнь без подвигов? И не жизнь, можно сказать. Надеюсь, Кемпбелл ее хорошо устроил. Она издалека?
– Нет, ваша соседка. Я тоже, кстати. Прибыла засвидетельствовать, как и положено, все-таки после смерти мужа управляется одна…
– И боится, – закончил я, – что могу отобрать ее землю?
– Или выдадите замуж, – добавил он, – за одного из своих рыцарей.
– Понятно, – сказал я. – Уже привыкла править одна? Давно овдовела?
– Недавно, – пояснил он, – но и при живом муже тоже… Есть женщины, что сразу берут в свои руки все хозяйство, чему мужья только рады. Леди Эмили как раз такая.
Я посмотрел на него с интересом.
– А почему вам самому на ней не жениться? Женщина молодая и красивая.
Он вздохнул:
– Ваша светлость, я не хотел бы оказаться тем мужем, которого ей навяжут. Это львица!.. А мы все предпочитаем покорных овец. У нас с нею просто дружба… хотя и странная.
– Чем?
Он развел руками.
– Однажды я ее, можно сказать, спас от бесчестья, а то и смерти. Хотя для таких женщин бесчестье и есть смерть. С тех пор она, как ни странно, от меня отдалилась, хотя раньше общались без затей.
Я посмотрел на него с большим интересом.
– Ого! Вы ее заинтересовали настолько, что она боится попасть в лапы вашего обаяния.
Он улыбнулся польщенно, однако покачал головой.
– Для занятых делом женщин, – сказал он, – как я понимаю, садовник и есть просто садовник, каменщик – просто каменщик. Для женщин бездельничающих, их абсолютное большинство, и садовник, и каменщик – мужчины. А так как женщины – дуры и бездельницы, то для них мужчины в первую очередь именно мужчины. Для леди Эмили я отныне стал только ее спасителем, которого она почему-то побаивается, а вот как мужчиной не интересуется совершенно.
Я покачал головой, но смолчал, а он продолжал тяжеловесно выстраивать аргументы:
– Вообще-то я и сам бы это предпочел, я таких женщин побаиваюсь, но с другой стороны… как-то задевает. Не то, чтобы обидно, я выше такой мирской суеты, себе цену уже знаю, прошла пора неуверенности, я не юный барон Гедвиг, но все же она должна бы замечать мою чисто мужскую стать, могучий разворот плеч, физическую силу и вообще прочие благородные черты, начисто отсутствующие у большинства соседей…
– Да замечает она, – сказал я беззлобно, – эти хитрые лисы все замечают!