Ричард Длинные Руки — грандпринц
Шрифт:
— Упаси Господи! С тех пор как побывал с вами по ту сторону Большого Хребта и увидел цветущие земли на берегу южного океана, меня даже в родную Армландию не тянет.
Он запнулся, словно прикусил язык, путь в Сен-Мари нам практически заказан из-за избрания королем Кейдана, а я смолчал, что дело еще хуже, чем он знает. Слабого Кейдана на днях сместил умелый и решительный полководец Вирланд Зальский, а у этого вырвать что-то из рук будет труднее. Недаром только он в своем замке Аманье сохранил независимость от оккупантов.
Барон Герберт Оберштайн отделился от группы сакрантцев, учтиво поклонился.
— Ваше
— В самом деле? — спросил я.
Он воскликнул предельно искренним тоном:
— Я всегда восхищался вами! А теперь вы не враг, достойный уважения и всяческого почтения, а законный наследник нашего трона!
— Еще нет, — ответил я. — Как его величество? Какие новости?
— Его отряд, судя по сообщениям гонцов, успешно продвигается к Генгаузгузу. Дороги занесло, двигаются медленнее, чем ожидалось. Но как только прибудут… мы надеемся приветствовать вас уже не как благородного и учтивого завоевателя, а нашего будущего короля!
— Подождем его величество, — ответил я.
Гонцы прибывали с интервалом в полчаса, но все докладывают, что свита его величества короля Леопольда Кронекера все же продвигается к городу, мужественно и терпеливо преодолевая снежные заносы.
Альбрехт с Климентом и Сулливаном комментировали с иронией, дескать, Леопольд спешит, пока сэр Ричард не передумал, у него ветер в голове, все об этом наслышаны…
Я отправился в крыло для гостей, где для меня уже подобрали покои ничуть не меньше королевских, хотя я вполне мог бы довольствоваться и более скромными, но это недопустимо, ибо зело умаляет мой престиж.
Зигфрид, уже переместившийся туда вместе с охраной, заглянул в комнату, быстро оглядел ее на всякий случай, как будто уже не перерыл все-все и не обнюхал каждый уголок.
— Ваше высочество! К вам этот… который алхимик.
— Впусти, — сказал я.
Через порог переступил скромно одетый придворный низшего ранга, так он выглядит теперь, хорошая маскировка, а то эти халаты с хвостатыми звездами и шляпы так и кричат, что нужно хватать и сразу на костер.
Он поклонился и застыл со склоненной головой у порога. Я сказал раздраженно:
— Хреймдар, мы не на приеме!.. Давайте без церемоний.
Он сказал нравоучительно:
— Церемонии возникли не от дурости, ваше высочество, и не от того, что нечем было заняться.
Я отмахнулся.
— Да знаю, ничего зря не возникает. Что-то у вас лицо похоронное.
Он кисло усмехнулся.
— В старину гонцов с плохими вестями вешали.
— Брехня, — сказал я категорично, — кто бы тогда их доставлял?
— А их в запечатанном конверте, — пояснил он.
— Все равно гонцы прочли бы в дороге, — возразил я, — когда дело идет о своей шкуре, не до соблюдения тайн личной переписки. Тем более что гонцы всегда из простого звания, какие уж там соблюдения честности… А что у вас за плохие вести? В городе вроде бы тихо…
Он увидел мое посерьезневшее лицо, медленно кивнул.
— Вы правы. Зеркало Борменгауса.
— Говорите, — велел я, — про мятеж в Сен-Мари уже знаю. До сих пор не могу свыкнуться… Что еще?
Он сказал осторожно:
— По некоторым отрывочным сведениям, ваше высочество, мы предполагаем, только это не полная уверенность, а только предположение, основанное на урывочных данных…
— Все понял, — сказал я нетерпеливо, — я и без зеркала всю жизнь так живу. Что увидели?
— Увидели многое, — ответил он, — но практически все из увиденного обычный мусор… Но если собрать некоторые данные, то можно предположить, что королева Мезины Ротильда Дрогонская решилась разорвать с вами брак. Кроме того, всячески переманивает на королевскую службу ваши войска, расположенные в ее королевстве, обещая военачальникам золотые горы…
Я стиснул челюсти, на миг в глазах стало темно, но перевел дыхание и произнес почти своим голосом:
— Я и ожидал чего-то примерно такого. Она умная, сильная и решительная. Королевством правила и при муже, что знал только охоту да бесконечные пиры… Конечно же, хотя я у нее и был всего лишь консортом, но она понимала, что, пока я там числюсь, ей не видать полной свободы управления.
Он сказал с поклоном:
— Ваше высочество, я счастлив, что вы приняли эту новость достаточно спокойно. Хотя, конечно, потерять такую женщину…
— Что женщину, — сказал я с тоской, — разве я из тех, кто тоскует по женщине?.. Ладно, ладно, из тех, но только чуточку, да и не навечно такое… А вот то, что потеряно королевство Мезина…Что ж, пусть это будет горшей из моих потерь, но не последней каплей горя.
Он пробормотал:
— Чеканные слова… Кто-то из древних?
Я сказал уязвленно:
— А что, я так не могу?
— Можете, — ответил он уклончиво, — но из присущей вам глубоко внутри скромности никогда не говорите. Что ж, тогда еще новость… ваш друг король Барбаросса ввел свои войска в Ламбертинию, это тоже не должно огорчить…
Я подпрыгнул в кресле, опомнился, сжал с силой подлокотники.
— Что? Барбаросса? В Ламбертинию?
— Увы, — ответил он осторожно, — однако, как ваш друг, он, наверное, не хотел огорчать вас…
У меня вырвалось яростное:
— Он всегда мечтал захватить Ламбертинию!.. Еще с будущим тестем сговаривался вторгнуться с двух сторон, Ламбертиния как раз между ними… Для того и женился на дочери короля Джона Большие Сапоги, только я неожиданно помешал, успев вторгнуться туда весьма нечаянно раньше… Как я такое не предусмотрел? Почему поверил… понимал же умом, что дружбы между королями не бывает, а только договора, да и те нарушаются… Что еще?
Он сказал осторожно:
— Нечто неладное в Варт Генце… Мы видели, как лорд Хенгест бросился с обнаженным мечом на Леофрига, за каждым из них уже стояли стеной их люди с оружием в руках… Но времени проверить нет, ваше высочество! Зеркало Борменгауса нельзя вынести из королевской сокровищницы. Разве что выломить вместе с ним всю стену, но король, как я слышал, прибывает сегодня?
Я пробормотал с трудом:
— Спасибо, Хреймдар. Зеркало пока оставь в покое. Оно не наше.
Когда он осторожно удалился, деликатно отказавшись от вина и кофе, я опустил голову на столешницу, подложив кулаки. Свершилось то, чего инстинктивно страшился. И даже не инстинктивно, говорил же себе, слишком много и быстро хапаю. Вот и сработали исторические процессы расползания…