Ричард Длинные Руки — грандпринц

Орловский Гай Юлий

Не знаю, как здесь, но у слишком многих народов здоровье и внешность правителя служат как бы вывеской, витриной всей страны. Потому короли почти всегда — могучие здоровяки, что сами водят войска в битву, первыми вступают в бой и последними выходят из сечи…

Однако то, что Аскланделла как-то олицетворяет собой империю Вильгельма Блистательного… это вообще как обухом по голове. Надо узнать подробности. Похоже, здесь не только олицетворение, а что-то более серьезное.

Глава 4

После

обеда мы с Аскланделлой, сидя на тронах, принимали всяких просителей, а я все старался понять, как это получилось, что мы вот сидим рядом и решаем их вопросы, пусть даже решаю я, а она помалкивает, но у нее такой вид, что вне этого зала решает она.

Похоже, я по своему обыкновению отнесся слишком легкомысленно к ритуалам. Увидел два кресла с высокими спинками, в одно сел сам, в другое пригласил Аскланделлу, дескать, пусть рядом красивая женщина, в Сен-Мари всегда оттуда одаряла всех улыбкой королева турнира, а эта и поярче любой королевы турнира, да еще и настоящая императорская дочка…

Но я все еще простак, а здесь умеют из малейшего промаха извлекать выгоду и наращивать преимущество: Аскланделла цветет на троне и одаряет всех улыбкой, в самом деле настолько блистательна, красива и величественна, что затмит любую королеву турнира, однако же помимо улыбаемости еще и раздает вполголоса оценки собравшимся, очень точные, что злит еще больше.

Пару раз даже подсказала более верное решение, словно она коренная сакрантка и знает все реалии, а я с Луны упал, и хотя подсказала шепотом, я все равно накалился и ждал конца приема, чтобы взорваться или же ее разорвать на части.

Наконец Альбрехт, ориентируясь по истончившемуся потоку просителей, провозгласил:

— Прием окончен! Его высочество принц Ричард и ее высочество принцесса Аскланделла удаляются на отдых.

Я стиснул челюсти, что он несет, это я удаляюсь, нечего мне пристегивать еще кого-то, это же умаление моего достоинства и, главное, моей власти, плюс неясный намек, что мы с нею будем как-то отдыхать вместе, ага, каждый в зале это понимает не просто по-своему, а как раз все одинаково…

Мы прошли через короткий узкий зал, больше похожий на коридор, я смотрел на приближающуюся дверь апартаментов, которые я занял по праву силы, и считал секунды, когда она закроется за нами, и я дам волю своему гневу.

За мной вдвинулись помимо Аскланделлы мои лорды, я открыл было рот, набирая в грудь воздуха и раздуваясь от гнева, но Аскланделла произнесла чистым ангельским голоском, хотя и с неким брезгливым интересом:

— Неужели ваша трусость, принц Ричард, настолько велика, что и на этот раз откажетесь от королевской короны?

Альбрехт, Клемент и Сулливан довольно закивали, дескать, как точно принцесса выразила их мнение, только они помалкивают, мужчины, это женщину я не ударю…

Я поперхнулся заготовленными словами, засопел, сжал мышцы и кое-как удержал рвущийся наружу гнев.

— Что значит, — поинтересовался я злым голосом, — и на этот раз? На что вы намекиваете… ваше высочество?

— Вам ее уже предлагали, — пояснила она. — Неоднократно. Разве не так?

Сулливан прогудел мощно:

— Даже при мне!

— А при мне раз десять, — сказал Альбрехт и тоже, как и Сулливан с Клементом, посмотрел на Аскланделлу как на предводительницу их небольшого кружка заговорщиков. — Да, было, было…

Я проигнорировал друзей, они только подвякивают, инициатор разговора сейчас она, посмотрел на нее уничтожающе, на что Аскланделла ответила прямым и чистым взглядом невинного ангела.

— Ваше высочество, — произнес я настолько скромно, что прозвучало, как предельное высокомерие и чванство, — у меня среди титулов есть нечто повыше!

Она спросила с живейшим интересом:

— Что же это? Неужто император Священной империи?

— Дефендер Веры, — отчеканил я, — а это повыше любых королевских и даже, уж простите, императорских!

Лорды переглянулись, Аскланделла сказала с лицемерным сочувствием:

— Да-да, понимаю.

— В самом деле? — спросил я с недоверием.

Она вздохнула.

— Когда в светской жизни или мирской, как говорят церковники, возвыситься не удается, многие убогие ищут утешения в служении Господу. Там промахи не так заметны.

Лорды посмотрели на нее с укором, а я, чувствуя, как они уже не столь рьяно поддерживают ее натиск, сделал вид, что глубоко уязвлен ее словами, просто смертельно ранен в самое сердце. Лорды, видя мои страдания, сердито засопели.

— Не удается? — переспросил я. — Что же мне мешает? Танцевать вроде бы умею. Хоть и плохо. Зато хорошо.

— Обыкновенная трусость, — сказала она безжалостно. — Боязнь отвечать за нечто большее, чем у вас есть.

Я подумал и сказал, глядя ей в глаза:

— Ваше высочество, вы абсолютно правы. Если предельно честно, что вообще-то не в моих правилах, я в самом деле не чувствую себя вполне готовым отвечать за… слишком многое. И так ломаю иногда слишком много всего и всякого.

Лорды смолчали, даже Альбрехт опустил взгляд, Аскланделла вроде бы чуть смутилась, я должен бы спорить и возражать, но вот смиренно согласился, и она явно ощутила, что я ответил искренне.

После долгой паузы она произнесла:

— Зато у вашего высочества хватает мудрости это понять. И не браться решать задачи, которые провалите с треском.

Но в ее голосе все равно прозвучало ехидство, хотя на этот раз пыталась то ли скрыть, то ли смягчить, и я, сразу ощетинившись, ответил с нужной долей галантности:

— Потому даже и не пытаюсь понравиться вашему высочеству.

Она промолчала, словно впервые не нашлась, что сказать, потом произнесла медленно:

— И, как кронпринц, вы, естественно, будете желать его Величеству королю Леопольду долгих лет жизни?