Ричард Длинные Руки – гроссфюрст
Шрифт:
— Спасибо, граф. Действуйте.
— А… вы?
Я небрежно отмахнулся.
— С небольшим отрядом постараюсь пробраться через стену и открыть ворота. А дальше мне понадобится не больше сотни крепких ребят в доспехах и с мечами в недрогнувших руках. Да еще с десяток арбалетчиков на случай, если кто во дворце успеет напялить доспехи… хотя, надеюсь, не успеют.
Он охнул:
— Ваша светлость! Вам нельзя так рисковать!
Я пожал плечами:
— А что я теряю? Мне сейчас пан или пропал. Грудь в крестах или голова в кустах… Ну, это
Шнайдер подбежал не один, с ним те же пекарь, ткач, каретник и кузнец, то есть Беккер, Вебер, Вагнер и Шмидт, а сам он — портной, судя по имени, так что у таких нет рыцарского гонора, когда то исполнять не хочу, а это не буду, достоинство не позволяет, эти сделают все, что велю, как я запомнил сразу, с первой нашей операции, слушаются истово, гордые до невозможности.
Я с ними тогда захватил башню Прибрежную, еще ее называют замком и даже крепостью, турнедцы — чтобы пугать соседей, а вартгенцы — хвастаясь ловкостью, с которой взяли в бою, не потеряв ни человека.
Фальстронг щедро наградил и пообещал освободить их деревни от налогов навеки, а сейчас я туманно намекнул, что в моих силах дать им дворянство…
В слабом утреннем свете под покровом густого тумана, когда и друг друга почти не видим, подобрались к городской стене слева от ворот, я осторожно взял лук и наложил стрелу.
Шнайдер шепнул с беспокойством:
— Далековато, ваша светлость…
— Зато ветра нет, — ответил я. — Не снесет…
Он вздохнул, не очень-то веря в способность благородного человека пользоваться простонародным оружием, я же следил за движениями часового, рассчитывая его шаги, чтобы не только заорать не успел, но и опустился прямо на стене, где и устроился для дежурства, нам только грохота падения тяжелого тела в металлическом доспехе недостает…
Стрела сорвалась в темноту, я спешно ухватил другую и быстро-быстро вставив расщепом в тетиву, рывком оттянул до уха.
Часовые и здесь по двое, явно Гиллеберд настоял, чтобы удвоили стражу. Стрела ударила одного в горло, его колени подломились, он начал опускаться на камень, второй оглянулся, ощутив неладное, мы увидели его испуганное лицо, рот начал открываться для истошного вопля тревоги.
Стрела ударила в рот, грузное тело повалилось на труп своего напарника, мы увидели блестящий кончик, высунувшийся из затылка.
— Ваша светлость! — прошептал восхищенный Шнайдер.
— Я еще и крестиком вышивать умею, — ответил я. — Наверное… Вперед!
Но они и без моего подталкивания уже бегут, пригибаясь, к стене. Я почти не пригибал голову, туман настолько плотный, а в низинах его столько, что и всадника скроет, в такое время часовым нужно прислушиваться к каждому подозрительному шороху…
Шнайдер и Беккер забросили веревки с крюками, а я превратился в слух и уже хотел подбежать и быстро лезть наверх, как вдруг из башенки распахнулась дверь. Вышел плотный осанистый воин, явно не рядовой, икнул и вытаращил глаза: прямо перед ним за край стены ухватилась рука, а за нею поднялась и голова…
Он открыл рот для вопля и выхватил меч, Шнайдер сжался, готовый к тому, что острое лезвие отсечет голову, спрыгивать обратно — тоже смерть… над ним хрюкнуло, это моя стрела пробила охраннику горло и вышла с той стороны.
Шнайдер охнул под обрушившейся на него тяжелой тушей в доспехах, тихонько свалил ее в сторону, удерживая, чтобы не рухнула с высокой стены.
Я уже быстро карабкался по веревке, Шнайдер прошептал, когда моя голова поднялась над краем:
— Спасибо, ваша светлость…
— Быстро к воротам, — велел я. — Там бей насмерть!
— Все будет…
Они с Беккером быстро сбежали вниз, следом ринулись Вагнер, Вебер и Шмидт, а я некоторое время всматривался в далекие окна замка, везде люстры сияют так, что едва не плавятся, свечей не жаль для праздника, новый король угощает соратников, точнее — сообщников, раздает награды, должности, титулы, земли погибших сторонников Фальстронга…
Снизу донесся единственный вскрик, а дальше слышались только глухие удары, тяжелое дыхание, затем натужно заскрипело колесо барабана, натягивающего трос.
Легонько позвякивая, наверх поползла металлическая решетка. Почти бесшумно снаружи вбежала толпа пеших ратников, потом донесся нарастающий конский топот, под аркой пронеслась тяжелая рыцарская конница.
От общей массы отделился отряд, сам граф Буркгарт во главе, отсалютовал мечом.
— Ваша светлость!.. Позвольте выразить свой восторг…
— Вы почему не со своими людьми? — прорычал я в бешенстве.
Он крикнул:
— Мои здесь!.. А там справятся Арнубернуз и Фродвин, у них войск побольше, чем у меня. А я, чтобы загладить свою вину, пойду с вами во дворец.
Я посмотрел на него с недоверием.
— Хорошо, граф. Но если я заподозрю вас в несвойственной демократу мягкотелости…
Он помотал головой.
— То была понятная слабость, ваша светлость. Приказывайте!
— Тогда вперед!
Мы пронеслись через город до площади, где в центре высится величественный замок, могучий, рыцарский, который Фальстронг начал было перестраивать во дворец, по крайней мере, внутри, но снаружи это тот же суровый замок…
У ворот многие соскакивали и с мечами в руках бросались к воротам. Короткая схватка со стражами, с десяток крепких мужчин навалились своими телами, створки начали расходиться в стороны бесшумно и величаво.
Навстречу ударил яркий свет от множества свечей, зеркал. В зале почти нет людей, кроме двух-трех слуг, они вскрикнули и прижались к стенам, а наши с оружием наголо ринулись вверх по лестницам.
Стражников, как и ожидали, вдвое, но мы готовы, кто не бросал оружие сразу, видя бегущих на него озверелых людей с нацеленными ему в живот копьями, сбивали с ног, слышалось азартное хэканье и тяжелые удары топоров, тут же бежали дальше.
Я сказал быстро Шнайдеру:
— Щадить только слуг, понял?.. Так и другим передай.