Ричард Длинные Руки — император
Шрифт:
Я кивнул, он поклонился и тут же исчез, остальные придвинулись ближе.
— Как только будут готовы факелы, — сказал я, — мы проведем пробный бой.
— А если получится? — поинтересовался Альбрехт.
— Спешно начнем закреплять успех, — объяснил я, — пока филигоны не опомнились.
— И не придумали, как защититься, — добавил льстиво сэр Рокгаллер. — Ваше величество, мы счастливы, что борьбу с этим врагом возглавляете вы. Я сейчас же пойду седлать коня.
— Разве вам седлает не Вильям?
— Погиб, — ответил Рокгаллер коротко. — А другого оруженосца брать пока не хочу.
Я кивнул, сказать нечего, к оруженосцам привязываемся больше, чем к собственным детям, и скорбь Рокгаллера понятна и объяснима.
Он быстро ушел, я оглядел остальных, стараясь выглядеть сильным и решительным.
— Этой же ночью!..
Хотя чего это я разумничался, что вот мы молодцы, а на планете с филигонами эволюция поперла по неправильной дороге? Возможно, у них как раз шло все правильно, а еще через миллион лет разум появился бы либо у самих филигонов, либо у тех, в кого они бы эволюционировали. Вот это был бы разум, вот это уровень…
Это у нас, людей, произошло то редчайшее изменение в одном-единственном гене, что и привело к появлению разума. Редчайшее. И не зависящее от того, каков вид, хотя, конечно, чем больше нервных клеток в мозгу, тем вероятность сбоя выше.
А так мутация могла произойти и у динозавров. Тогда сейчас землей правили бы разумные и высокоинтеллектуальные динозавры. Да что там землей, если это случилось бы сотни миллионов лет тому, когда был расцвет динозавриной эры, к этому времени покорили бы не только галактику, но и Вселенную!
Сэр Тамплиер перехватил мой странный взгляд, посмотрел сперва вниз, застегнуто ли у него там, потом на рукав, не испачкано ли, наконец обратил вопрошающий взгляд на меня.
— Ваше величество?
— Да так, — ответил я медленно, все еще во власти странного полета моей мудрой мысли, — представил вас, лорд Тамплиер, выше, крупнее и… в других доспехах. С гребнем, в смысле. От макушки и до хвоста. В смысле, до поясницы. Это чтоб спину защитить от ударов, а вы что подумали? Не это сейчас неважно. Важно другое…
Он скосил взгляд на правое плечо, затем на левое, с недоумением взглянул на могучие руки.
— Еще крупнее?
— Да это так, — ответил я с неловкостью, — от усталости. Вообразил вас таким гигантом, что вот пойдет один против всех филигонов, их перебьет, а сам Маркус вгонит в землю ударом кулака!.. И будете вы спасителем человечества. Вы так чисты, сэр Тамплиер, что я бы вам доверил абсолютную силу!
Он перекрестился.
— Абсолютная сила только у Господа. Я не приму.
— Аминь, — ответил я. — Потому бы и дал.
Прозвучало как-то не весьма, двусмысленно даже, если смотреть сбоку, но Тамплиер слушает больше интонации, слова бывают больно мудреные, а с интонацией у меня в порядке, самого себя могу убедить в своей святости и непорочности, даже слезу в голосе и дрожание изображу с легкостью, если это во имя отечества и подъема сельского хозяйства.
По всему лагерю раздается бодрый стук топоров, заглушая вжиканье точильных камней по остриям мечей и топоров. Воины спешно готовят смоляные факелы, запасаются трутом и огнивом, маги на добровольной основе сами распределились по одному в каждый отряд. Дескать, если факелы погаснут, они сумеют быстро зажечь их без трута и огнива, в бою важны и секунды, а с филигонами так и вовсе.
Да что за глупость, мелькнуло тоскливое, почему до этого не додумались сразу? Почему еще в деревнях чужаков не встретили огнем? Да именно потому, что в городах и селах действует строгий закон: гасить все свечи и все огни в очагах с заходом солнца и ложиться спать. Но даже в этом случае, несмотря на эти справедливые запреты и угрозу крупных штрафов и наказаний, все равно из-за чьей-то безалаберности вспыхивают пожары, что уничтожают деревни и даже целые города. Говорят же, что из-за копеечной свечи вся Москва сгорела…
Потому да, чужаки входили среди ночи свободно, отбирали людей, как скот, и уводили. Это уже сейчас, перебирая все варианты, я додумался до такой очевидности, что не такая уж и очевидность, войны ведутся днем, а на ночь войска отводятся на исходные позиции.
Они нарушили привычные правила ведения войны, а мы к ним оказались не готовы.
Тамплиер весь день, горя жаждой мщения, ходит по лагерю, несколько раз выбирался на опушку леса и со злостью смотрел на блистающую багровым огнем громаду Маркуса.
Сигизмунд обычно таскается с ним, натура такая, обязательно нужен старший товарищ, что ведет и наставляет. Одно время им был я, но я за время разлуки развивался весьма быстро, а он без меня так и остался чистым и светлым, что, наверное, хорошо, хотя и не так эффективно в общественной и личной.
— Сэр Ричард, — спросил он с надеждой, — мы пойдем впереди? Мы ударим?.. Мы нападем сами?
— Операция, — сказал я сварливо, — имеет двойное назначение. Первое — освобождение пленных. Вообще-то я бы сам их перебил, это же коллаборационисты, но главное — не дать им попасть в звездную крепость филигонов. Второй — перебить охрану. Если это получится, то сможем бить их на равных. Вообще-то перебить охрану и есть главное, насчет освобождения это я из неприсущей, но навязываемой человеку гуманности и милосердия три ха-ха!
Он перекрестился.
— Я молю Господа, чтобы он дал нам победу!
Я посмотрел на него критически.
— Да? А Господь смотрит на тебя и думает: возьмет ли он победу или же будет ждать, когда я ему дам сам?
Его нежные щеки вспыхнули румянцем.
— Сэр Ричард! Я не в том смысле! Я в том, что все нам дает Господь.
— Сиг, — сказал я дружески, — Господь нам дал дивный сад и установил в нем законы. Как только человек их нарушил, Господь сказал: пошел отсюда вон и живи своим умом, если не слушаешь родителей. И больше помогать не буду, понял? Понял, ответил Адам. Так что с того времени мы сами по себе, а Господь не вмешивается. И все, что мы получаем, беды и радости — это наши заслуги и наши провалы. Господа винить не за что.