Ричард Длинные Руки – император
Шрифт:
Норберт старательно светил мне, я двигался вдоль стены, читая и перечитывая, а за спиной Альбрехт сказал с тревожным вздохом:
— Не прислали бы они еще такие же. Эти… Маркусы!
Я буркнул:
— Не пришлют.
— Ваше величество?
— Уже прислали бы, — ответил я. — Еще давно. Но что-то не дает им чаще, чем раз в пять тысяч лет. Либо дело в пространстве, либо этот Маркус по возвращении… гм… должен отдыхать и восстанавливать силы в течение пяти тысяч лет.
Он посмотрел на меня в изумлении, но подумал, посерьезнел, ответил с уважением:
— Вот что значит государь! Вы прям как в колодец плюете. В смысле, смотрите..
— Навредить бы в этом, — сказал я. — Может быть, другого Маркуса построить и не сумеют. Кто знает, что это за штука такая.
Он спросил быстро:
— Принадлежало древним?
— Кто знает, — ответил я. — Наша задача — суметь выжить сейчас. И победить, конечно. На остальные вопросы ответим потом.
— Без побед нет жизни, — согласился он. — Господь велел плодиться и размножаться, а как это без побед?
— Никак, — подтвердил я. — Так что, если встретите еще кого, бейте первыми и убивайте сразу. Это повышает самооценку и служит высокому делу размножения.
Еще раз пересмотрел значки — письменность филигоны так и не создали, — все просто и дико примитивно, хотя восхитительно понятно и легко. Вот значок, изображающий ужас, смерть, погоня, желание есть, охота на дичь, снова погоня, убийство, пир…
В стене углубление, где поместился бы кролик, но закрыто прозрачным стеклом, если это стекло, а сверху еще и металлической решеткой. В нише нечто выступает из стены, похожее на гриб, у меня в черепе сразу зашевелились некие смутные ассоциации.
Справа донесся стремительно приближающийся стук копыт, выметнулись козлоногие. Боудеррия с криком прыгнула навстречу, опережая всегда готового к драке Тамплиера и послушного Сигизмунда, а я закричал:
— Сэр Тамплиер, — крикнул я, — сбейте эту решетку!
Он зло оглянулся.
— Всего лишь?
— Это же филигоны, — рявкнул я, — не меряйте по своей конюшне!
Он метнул ненавидящий взгляд, но Сигизмунд встал рядом с Боудеррией, им подсвечивает факелом измученный Норберт, Альберт ударил на филигонов сбоку, и он сопел, стонал, матерился, я слышал за спиной сдавленные хрипы, но оглянуться не могу, прикрываю его от ударов.
Наконец, улучив момент, я крикнул:
— Быстро в сторону!
Он едва успел отпрыгнуть, молот с лязгом ударил в едва заметный краешек, решетка согнулась, со второго удара слетела.
Догадавшись, что надо делать, он ударил кулаком в булатной перчатке, но стекло выдержало.
— В сторону, — повторил я.
Не выпуская молот, ударил, стекло рассыпалось. Альбрехт оглянулся.
— Вы хоть знаете, что делаете?
— Нет, — заорал я, — но что это меняет?
И ударил кулаком по широкой головке гриба, успев за секунду до того, как нас сомнет лавина филигонов, а их все больше и больше.
Ужасающий грохот, рев, треск, а затем жуткий вой такой мощи, что я зажмурился и прижал ладони к ушам. Филигоны сбили нас обоих с ног, однако мы вскочили, а филигоны корчились на полу, дергались, их подбрасывало, они дико кричали, а потом из их распахнутых пастей брызнула оранжевая кровь. Глаза с отвратительным звуком лопались, пальцы еще скребли когтями пол, но все слабее и слабее.
Я поднялся, шатаясь, вой становится слабее, Тамплиер торопливо принялся рубить филигонам головы, Сигизмунд с Боудеррией тоже быстро и зло орудовали мечами, Альбрехт оглянулся на меня.
Я сказал сипло:
— Угадали, герцог. Это их убило надежнее, чем наши мечи.
Вой стал тише, но меня все равно не услышали, и лишь когда он совсем истончился до комариного писка, я повторил:
— Это их убило. Возможно, это был сигнал противометеоритной тревоги… кто знает?
Пол чуть качнулся, мне показалось, что стена слегка накренилась, затем в ней возникла косая трещина, похожая на стилизованную молнию.
Мы застыли с оружием в руках, а толстые, как скалы, края пошли в стороны. На той стороне большая комната, четверо филигонов сидят на длинной скамье и крепко держатся обеими руками за блестящий поручень, торчащий из пола. Все намного крупнее тех, кого мы встречали раньше, и у всех четверых рудиментарные рога. Справа от них огромное круглое окно, в которое, как я понимаю, можно смотреть только с одной стороны.
Тамплиер метнулся с такой скоростью, что изумила бы и Сигизмунда, вскинул исполинский меч… Все четыре козлоногих, не поднимая голов, вытянули в его сторону правые руки.
Только я увидел черную молнию, что ударила Тамплиеру в грудь. Он все же упал на них, повалил одного, но со сквозной дырой в груди диаметром в рыцарский шлем уже не шевелился.
Сигизмунд вскрикнул и метнулся следом, каким-то чудом избежал разряда или отразил освященным щитом паладина, рассек крайнего почти надвое, занес меч для второго удара…
Беззвучный взрыв разнес его тело на куски.
Боудеррия неуловимо быстро оказалась передо мной, я успел увидеть ее тело в огне, а в спине огромную сквозную дыру.
Я заорал в горе и ярости, сгорая от стыда:
— Да что я за мужчина, если меня закрывают собой женщины?
Норберт и Альбрехт прыгнули одновременно, мешая друг другу, а я свирепым ударом рассек голову самому крупному из козлоногих.
Падая, он протянул руку к одному из оставшихся, я услышал, как с его губ сорвалось:
— Кракуррах!
На отвратительно белой, как у глубоководной рыбы, ладони вспыхнул темным зигзагом некий знак. Второй вскинул руку, знак на руке первого исчез, зато появился на ладони того, кому передал.
Кончик моего меча с треском рассек и ему череп. Фонтанами ударила кровь, филигон вперил в меня ненавидящий взгляд единственного уцелевшего глаза, но нашел в себе силы повернуться к последнему оставшемуся в живых.
— Кракуррах, — проговорил он с трудом и поднял руку с обращенной вперед ладонью.