Ричард Длинные Руки – король-консорт
Шрифт:
Я поднял глаза на аббата Бенедерия, он уже снова теряет силы, побледнел, двое священников торопливо подхватили его под руки.
– Все? – спросил я хриплым голосом. – Корона мертва?
Он покачал головой.
– Нет.
– Но я не чувствую…
– Не чувствуешь ее власти, – произнес он устало. – Даже зов утих… Но это твоя корона. Теперь только ты ее хозяин и властелин. Корона Повелителя Двух Миров. Темный мир ты уничтожил… с позволения Господа, однако твоя власть над всеми существами из него, что когда-либо проникли в наш мир, осталась.
Я зябко передернул плечами.
– Моя власть? Да зачем мне такая власть? Да еще над… б-р-р…
Он произнес
– А ты при чем?.. Если надо?
– Ах да, – ответил я, – если надо…
Он взглянул остро, качнул головой.
– Ты очень быстро приходишь в себя. Одно время казалось… да не только одно, что тебя вот-вот сломят, уже сломили, но ты как-то из последних сил поднимался снова.
Я сказал льстиво:
– Вы и ваши священники помогли!
– Если бы ты сам перестал бороться, – сказал он уже не так сухо. – мы ничего бы не смогли. Но ты сражался и сражался, находя в себе новые силы, хотя всем нам казалось, что черпать уже не из чего. Сказать по правде, даже мы не ожидали такого чудовищного натиска и такой мощи со стороны Темного Мира, что воплотился в короне Темного Властелина! Нужно проверить, где была допущена ошибка… Если бы не твоя непонятная стойкость, здесь бы все рухнуло. Потому иди отдохни, а нам нужно позаботиться о братьях. Сорок человек без сил лежат на полу в соседнем зале, а восемнадцать – в госпитале. Отец госпиталий с ног сбился, не может никого вернуть в сознание.
Я сказал испуганно:
– Господи… что с ними?
Он ответил хмуро:
– Всего лишь посмотрели на то, что видишь ты.
– А отец Мантриус?
– Тот сдуру хотел и почувствовать, – ответил он с неприязнью. – Но его стойкости хватило меньше чем на две секунды… А теперь иди!
Глава 5
В келье меня навестил брат Гвальберт, за ним тут же примчались Смарагд, Жильберт и еще несколько человек. Я лежал на койке, как снулая рыба, а они наперебой рассказывали, как все происходило, хотя вообще-то все двери были плотно закрыты, но видно было, как выносили потерявших сознание священников высшего ранга, а им на замену тут же становились из второго эшелона, их монахи раньше не видели, те обитают, как еще раз объяснили мне, невежде, на высших этажах и вниз вообще не спускаются.
Без объединенной мощи всех священников и монахов, понятно, мне продержаться не удалось бы и минуты, так мне кажется, и так уверяют Смарагд и Жильберт, хотя Гвальберт многозначительно похмыкивает. Собранные в часовне священники не то чтобы постоянно подпитывали меня своей святостью, а скорее ослабляли мощь и напор черного соблазна, в то время как все остальные отцы и монахи читали молитвы с утра до вечера, а потом с вечера и снова до утра без всякого перерыва.
Монахи, что оставались за пределами часовни, даже не видели, что было дозволено высшим братьям, но когда насели на меня с требованиями рассказать, что было и как, я покачал головой, чувствуя, какая она тяжелая, а шея у меня тоньше стебелька.
– Спросите у отца Мантриуса… Говорят, знает больше всех… В смысле, поставил опыт на себе…
Снова и снова рассказывали, что за время моего страшного испытания старшие братья видели все моими глазами, но только видели, а все бури и все соблазны терзали только меня, но для старших братьев даже просто видеть это чудовищное зрелище оказалось чрезмерно, закаленные и испытанные аскеты трепетали, не в состоянии устоять перед теми чудовищными посулами.
Передавали, что чуточку прикоснуться к тому, что я не только видел, но и чувствовал, хотел отец Хайгелорх, но
Смарагд сказал ласково, хотя и с недоумением:
– А еще, брат паладин, скажите спасибо своей собачке!
Жильберт пояснил:
– Она все время сидела с вами, не покидая ни на минуту. И ваша ладонь была на ее загривке.
– Как бы ни дергались, – добавил Смарагд, – как вас ни корежило, но вцепились в ее загривок и не отпускали.
Гвальберт снова промолчал, мне иногда кажется, что он если и не старший, что среди младших под прикрытием, то на полпути к старшим, потому знает больше, сейчас при упоминании Бобика снова промолчал, только улыбнулся чуть снисходительно.
Я тоже промолчал. Иногда кажется, что моя бессильно свесившаяся с ложа рука касается его громадной башки, пальцы осязают его шерсть, но если посмотрю в ту сторону, там будет пусто.
А так вот чувствую, что Бобик посмотрел на меня и широко зевнул. Дескать, какие счеты, вот поспим всласть, потом вместе сбегаем на охоту…
Спасибо тебе, сказал я ему мысленно. Люблю тебя, веселая морда. И уже скучаю по тебе…
И снова было то ощущение, словно он лизнул мне пальцы.
– Отлежитесь, брат паладин, – сказал Гвальберт, – затем зайдите к отцу настоятелю.
Я сказал слабо:
– Да я и сейчас готов…
Он улыбнулся.
– Но отец Бенедерий не так крепок, хотя умеет дотягиваться через годы и черпать силы из своей молодости.
Остальные молча и завидующе сопят, я попытался представить себе, как это удается аббату, но слишком ошарашен, потому лишь пробормотал слабым голосом:
– После обеда?
– Да, – ответил Гвальберт, – после обеда будет как раз.
Я в самом деле пролежал до обеда, когда отзвонил колокол, но и тогда не нашел в себе силы встать, слишком тряхнуло это вот испытание, как называют его в монастырях, или искус, как говорят в церквях. Ощущение такое, что все эти патологические убийцы, извращенцы, растлители и расчленители всех мастей испытывают еще большее счастье… нет, не хочу марать это слово, испытывают наслаждение. А то, что оно низменное, крайне низменное, не всякого остановит. Мы все понимаем, что плотское наслаждение дает острее чувство, чем любование произведением искусства.
Отец Леклерк явился без стука, просто вошел в келью, я даже не успел увидеть, как именно, просто оказался возле моего ложа и дружески похлопал по плечу.
– Вставай, брат паладин. Тело твое в порядке, а душу нужно лечить в работе. Пока ничего лучше не придумано.
– А жаль, – пробормотал я. – А нельзя ли мне работу на дом?
Он в удивлении приподнял брови.
– Это как?
– Притаскивайте мне драконов прямо в келью, – пояснил я, – и поближе к кровати. Чтобы можно было их как бы вообще лежа.
– Хорошая идея, – одобрил он. – Нужно будет сообщить нашему Совету. Вижу, брат паладин, вы уже готовы к напутствию отца настоятеля.
– Уже выпихиваете? – поинтересовался я. – Только-только собрался уйти в монахи…
Он дружески поддержал, когда я слезал с постели, меня в самом деле слегка качнуло и даже повело, но сфокусировал зрение и заставил мир стоять по стойке «смирно», первым пошел к двери подчеркнуто твердым шагом и с прямой спиной.
В коридорах пусто, Леклерк перехватил мой шарящий по простору взгляд, покачал головой.