Ричард Длинные Руки — король
Шрифт:
За столом не преклоняют колено, даже головы, все смотрят радостными глазами, а мы идем красиво и церемонно, Аскланделла прямо плывет, аки утица, хотя вообще-то лебедь, а я, естественно, орел сизоклювый.
Слуги уже замерли у наших кресел с высокими спинками, готовы отодвинуть в нужный момент и задвинуть под самые задницы, а мы, двигаясь величаво и расточая улыбки, прошествовали к своим местам и церемонно уселись, оглядывая всех благосклонно и милостиво.
Только теперь зал содрогнулся от мощного вопля из сотен мужских глоток:
— Слава
Я встал, помахал рукой, что вызвало новый взрыв энтузиазма, и снова сел. Именно так, слава Ричарду, и никаких там принцев, гросспринцев и прочих титулов и даже прозвищ.
Длинный стол заставлен широкими тарелками из чистого золота, кубками и чашами, мисками и супницами, широкими чашами для бульона, даже кружками, но не простыми, а из редкого в этих землях малахита, а запахи от стола валят одуряющие.
Я сглотнул слюну, когда взгляд упал на лоснящуюся капельками выступившего жира коричневую кожицу роскошного откормленного гуся. Поджарили настолько умело, что кожица кое-где полопалась, обнажая нежнейшее сочное мясо, и теперь пальцы хищно сжимаются, готовые сорвать эту коричневую кожицу и отправить в пасть, а потом торопливо рвать само мясо.
Аскланделла повела на меня дивными очами, и я понял, что не рвать мне жадно обжигающее пальцы мясо, а кушать и даже вкушать чинно и благолепно.
Она сказала негромко:
— Улыбайтесь, ваше высочество. А то все видят, как я вам аппетит порчу.
— У меня уже и так рот болит, — буркнул я.
— Все равно улыбайтесь, — сказала она наставительно. — Это одна из обязанностей... сюзерена.
Я зыркнул с подозрением, но она, похоже, точно не проговорится насчет моих замашистых планов на королевскую корону.
— Вам положить овощей? — спросил я. — А то все мясо и мясо...
— Намекаете, — поинтересовалась она, — что я хищница?.. Вовсе нет. В смысле хищник он только хищник, а человек и хищник, и намного более...
— Какие намеки? — спросил я. — Просто я пытаюсь поухаживать за вами, но за вами разве поухаживаешь? Еще и руку откусите!
Она подумала очень серьезно, подняла на меня взгляд:
— А вдруг все-таки не откушу?
— Нет уж, — сказал я нервно, — я человек боязливый и не рисковый.
— Это заметно, — обронила она и, не дав мне слова сказать, живо добавила: — Вон там лорды из Бриттии и еще четверо из Гиксии. Помашите им сейчас же!
Я послушно помахал им, дружески улыбаясь, что вызвало там взрыв восторга, а я запоздало подумал, что она как-то уж слишком, это я сюзерен, а не она, женщина есть женщина, даже если она Жанна д’Арк или Алиенора Аквитанская.
Лорды то и дело поднимают кубки за здравие великого Ричарда и прекрасной Аскланделлы, как это ухитрилась очаровать их всех, хотя, конечно, время у нее было, меня черти носили по Храму в самом деле долго.
Слуги бегом заносят на широких блюдах жареных гусей и лебедей, кабанов и оленей прут на носилках по двое, а со стороны двора вкатили два бочонка вина.
Изящная золотая чаша с россыпью бриллиантов по ободу
Я сосредоточился и вообразил самые нежные и тающие во рту пирожные, что и не пирожные, а вообще разврат какой-то. Они появились у нее на блюде как раз в момент, когда она опускала руку к пирогу. Моментально сориентировавшись, она чуть-чуть улыбнулась и взяла нечто воздушно-шоколадное, что мельче макового зерна, но умело раздуто до размеров грецкого ореха.
Я, к примеру, всегда чувствую себя обманутым, чтобы не сказать жестче, однако у женщин иная логика, визжат от восторга.
Аскланделла не визжала, ее вообще невозможно представить визжащей, но я видел по ее невозмутимому лицу, что такая забава ей нравится.
Заметив, как я поглядываю на пирующих военачальников, сказала негромко:
— Зигмунда Лихтенштейна.
— Что? — не понял я.
— Рекомендую его.
Я переспросил тупо:
— Куда?
— Оставить здесь, — ответила она. — Простите, что подсказываю такие очевидные вещи, уверена, что вы и сами бы так решили, хоть и чуть позже. Вы же сами сказали, что чудовищно могучи задним умом, а на лестнице так вообще король остроумия и находчивости!
— Гм, — проговорил я, — оставить... А зачем? Ах да, с ограниченным контингентом дружественных войск для постоянного принуждения к миру!.. Ну да, конечно. А почему их?
— Они прибыли уже после захвата Генгаузгуза, — напомнила она. — Простите, что напоминаю... Не успели отличиться в боях именно здесь, хотя все сильные и свирепые воины, обожающие кровь и сражения. О вас говорят с таким восторгом, что я усомнилась, не спутали ли с кем-то еще... Вы и могучий, и сильный, и лютый, во что поверю легко, но вы якобы еще и благородный, великодушный, рыцарственный до кончиков ногтей...
— Гм, — сказал я с недоверием, — и это все? Или что-то утаили? Нет, вы точно утаили, принцесса! Я бы сказал о себе намного больше. А что я умница и красавец, разве умолчать можно? А о моей необыкновенной, просто легендарной скромности ничего не сказали? Не поверю. Это вы точно зажали из ревности... Но насчет Лихтенштейнов вы правы, что удивительно. Если отправить обратно вместе с Легендарной и Победоносной, у них остается неприятное послевкусие.
— Легендарная и Победоносная, — напомнила она, — осталась где-то на границе Бриттии и Варт Генца.
— Точно? — переспросил я с недоверием.
— Если не путаю, — сообщила она. — Но, скорее, это вы путаете и перепутываете, ваше высочество. То у вас Легендарная и Победоносная — разные, то одна, то появляется еще и третья — Познавшая радость побед... В любом случае Зигмунд с братьями будут счастливы, если почтите высоким доверием представлять ваши интересы в крайней точке своего в самом деле, надо признать, удивительно победоносного в силу исключительного везения похода.
— Ах, — сказал я, — вы меня смущаете. Я хоть и принц, но скромный. И застенчивый...