Ричард Длинные Руки — король
Шрифт:
Он сказал со знанием дела:
— Явно женщины постарались. Только они не могут понять, как можно обходиться одной парой обуви.
— Гнать, — распорядился я безапелляционно. — Никаких женщин!.. Не раньше, чем сам изволю.
— А когда изволите?
— Когда возжелаю, — ответил я надменно. — Но и тогда смирю, ибо это не мои желания, а Змея, что во мне живет и довольно хрюкает, нравится ему, видите ли!.. Что за сапоги, кто так шьет, кто так шьет...
Он подал мне перевязь с мечом, на крупный рубин в рукояти поглядывает часто, но не спрашивает, а то вдруг отвечу правду, а в некоторых
— Готовы? — спросил он.
— Нет, — отрезал я. — Сперва пожру. Это то же самое, что и поем. А во дворце это звучит как «покушаем». Будьте ближе к народу, граф!.. И тогда ваше имение спалят последним.
Он послушно сел на указанное место, смотрит подчеркнуто смиренно, но какую-то пакость уже замыслил, по лицу вижу, а уж по глазам так и вовсе. Макиавелли всю жизнь ломал голову над вопросом: что лучше, чтобы государя любили или чтобы боялись, но так и не пришел к решению. Ну, раз такой светлый ум ни до чего не додумался, то я даже и пытаться не буду.
— Граф, — сказал я, — откушайте.
— А вы будете жрать?
— Мне можно, — отрубил я. — Мне с народом через часок общаться! А вы должны быть примером галантерейности и вообще лицом оккупантов в глазах недружественной и не совсем определившейся во взглядах местной общественности. Дружественным лицом!
На столе перед ним появились ломти холодного мяса, но самая изысканная нарезка, что, конечно же, знак особого доверия. И фужеры с дорогим вином. Альбрехт, как я давно заметил, к вину особой любви не питает, у него острый ум, чем он гордится, а вино притупляет мышление, потому пьет мало и только когда нужно, а не когда хочется.
На этот раз он пил потому, что хочется, вино в самом деле изысканное, но не пьянел, знает меру, поглядывает на меня испытующе.
— Сэр Ричард, — обронил он так небрежно и словно бы невзначай, что я сразу насторожился, — а каково генеральное направление?
— Победное, — ответил я, не задумываясь, — а как же иначе?
— То есть, — произнес он тише, — пришло время взять королевскую корону?
Я поморщился.
— Граф... Корону да, придется, даже надо. Но не потому, что у нас какая-то мелочная война престолов, я не хотел бы стать королем, только чтобы им стать. Это предел мечтаний для тупенького человека, он сядет на трон, перебив всех врагов, и успокоится. Жизнь удалась!..
— Догадываюсь, — произнес он совсем тихо, — что королевская корона для вас значит совсем не то, что все привыкли в ней видеть. Неужели все-таки...
— Да, — отрезал я. — Мы будем строить Царство Небесное на земле! Для всех людей... А сейчас допивайте, мы выходим. Почему мясо даже не попробовали?
— Половину съел, — ответил он обидчиво, — очень вкусно, но я плотно позавтракал перед тем, как идти к вам. Вы же можете на весь день оставаться голодным.
В коридоре мы услышали, как снизу то и дело доносятся властные окрики: «Дорогу его светлости герцогу Клементу!», «Дорогу графу Лиденецкому!», «Прочь с дороги!», следом частый стук копыт, многие считают шиком
Альбрехт прислушался, сказал довольно:
— Слетаются, орлы... Прием обещает быть большим.
— Вторая половина, — предупредил я, — на вас.
Он воскликнул испуганно:
— Я столько не вынесу!
— Первая половина самая трудная, — напомнил я. — А вам останется мелочь, там промахи не так важны.
Он поинтересовался обидчиво:
— Какие промахи? У меня не бывает промахов!
Перед моим кабинетом усилена стража, слуги торопливо распахнули перед нами обе створки.
Я шагнул в полумрак, когда же привыкну, что это в порядке вещей, а все свечи зажигают только в исключительных случаях. Не из-за жадности, просто на замену такого количества сгоревших свечей уходит уйма времени, и в кабинете будут постоянно толкаться сопящие слуги, что меня весьма раздражает, хотя я вроде бы и не капризная цаца.
В массивных подсвечниках на столе и на полке камина почти в ярд высотой горят свечи толстые, как деревья, собирая наплывы воска в медные чаши.
Сэр Норберт и мой любимец Макс выпрямились по обе стороны длинного стола в почтительно смиренных позах. Я пошел к ним быстро, подчеркивая каждым движением, что броня крепка, а копья наши быстры, мы побеждали и продолжаем побеждать, хотя и сидим пока что, окруженные не вражескими войсками, а зимой, но и она, зараза, трусливо отступает перед нашим с солнцем яростным натиском.
Они поклонились, я сказал быстро:
— Сэр Норберт... Макс...
Они повернулись ко мне, я прошел к креслу, расположенному с торца, сел, но не успел открыть рот, как Норберт сказал учтиво:
— Надеюсь, ваше высочество ничего себе не обморозило в долгом и тягостном пути?
Я проигнорировал вопрос, повернул голову к Максу:
— В каком состоянии пехота?
— Ждет весны, — ответил он с готовностью. — Как только схлынут вешние воды, все готовы идти обратным маршем. Но кое-кто готов и остаться. По доброй воле.
Я покачал головой.
— Доктрина меняется.
Они переглянулись, Норберт поинтересовался:
— В каком месте?
— Целиком, — ответил я. — Целиком, дорогой сэр Норберт. В Храме Истины меня посетило озарение. А потом видение... Или видение сперва, а озарение потом, но это неважно, вы же знаете, со мной это часто. И озарение рекло, что нужно для спасения мира нам кое-что сделать. А для этого «кое-что» придется изменить предполагаемую модель...
— Ваше высочество? — спросил он.
Глава 12
Я нетерпеливо выдернул у него карту из рук, расстелил на столе. Альбрехт и Макс тут же прижали уголки пальцами, а я всмотрелся в очертания Сакранта.
— Та-а-ак... положение не самое лучшее, заметили?.. На западе Мордант, на востоке Алемандрия, с королем которой, Конрадом, я сталкивался, когда он вторгся в соседнее королевство Галли, где правил благочестивый Арнольд... Редкостная сволочь, хотя по нынешним меркам просто отважный и нетерпеливый король, что постоянно пытается мечом расширить пределы своего королевства... Если мы уйдем, а Мунтвиг не объявится, то Конрад нападет на Сакрант...