Ричард Длинные Руки – ландесфюрст
Шрифт:
Я жестом велел заткнуться и продолжил:
— Вижу, не только наш неустрашимый и доблестнейший сэр Вайтхолд упустил некоторые подвижки в современной геополитической схеме. Мир меняется, как велел Господь, и меняется руками своих доблестных воинов. Кто не понял, указываю пальцем, сие есть мы, свершители божьей воли, так что хто тут против нас?
Сэр Вайтхолд сказал осторожненько:
— Ваша светлость, я смутно начинаю улавливать, что мир меняется в нашу пользу… раз уж это мы его меняем. Не совсем уж мы эти, чтоб менять в
— Абисняю, — прервал я, — вернее, напоминаю то, что и сами знаете, но не делаете выводов. Теперь Армландия больше Фоссано в разы! С юга у нее за Великим Хребтом — Сен-Мари, а с севера — две трети Турнедо с его мощной экономикой, могучей военной машиной, которую не разрушили поражения, а остановилась она только из-за смерти Гиллеберда, но может быть снова запущена в любой момент… Еще чего-то не поняли?
Я видел, что еще не поняли, но мой уверенный и жизнерадостный голос поколебал их, потом заставил задуматься, а когда сообразили, что Армландия может пользоваться ресурсами огромного и богатого Сен-Мари, а также Турнедо как людскими, так и материальными, на их медленно светлеющих лицах начали появляться неуверенные улыбки.
Первым смущенно пробормотал виконт Каспар:
— Я как-то не подумал…
Клемент бухнул, как бросил валун в озеро:
— Сэр Ричард намекнул, что Армландия уже может не бояться Фоссано?
— Уже никого может не бояться, — сказал Бредли, щегольнув быстроумием. — Мы граничим с Мезиной справа и самым краешком — с герцогством Ламбертиния. Мезина нас и раньше не тревожила, а герцогство вообще замкнулось в своем мире… Сэр Ричард давно увидел то, что мы с трудом соображаем только сейчас.
Они улыбались мне, я улыбался им, делая вид, что да, я мудр и давно это знал, хотя эта мысль пришла в голову минуту назад. А ведь в самом деле, с таким перевесом уже хвост может вилять собакой.
— Начинаем вводить некие прогрессивные новшества, — сказал я. — Сейчас вот велю направить нужных людей в города и деревни, пусть присягу мне дает всяк сущий в них язык.
Сэр Вайтхолд переспросил немножко обалдело:
— Это как?
— Все, — пояснил я, — кроме детей и женщин, а люди — все без исключения.
— Знатные и незнатные? — уточнил он.
— А также богатые и бедные, — подтвердил я. — Я демократ или не демократ? Господь сказал: все равны, вот пусть все и приносят!
Рыцари умолкли, а сэр Вайтхолд, выражая общие чувства, скривился, как от горькой редьки.
— Ваша светлость, — спросил он, — а надо ли? Ну какой толк от мелких земляных червей в их глухих деревнях? Пусть приносят присягу своему лорду, вы должны быть выше!.. Вам присягают сами лорды! Разве этого недостаточно?
Я посмотрел на него внимательно:
— Сэр Вайтхолд, ваши советы становятся чересчур настойчивыми! Вам не кажется?
Он заметно смутился, отступил и развел руками.
— Ваша светлость, вы же знаете, как я вам предан!
— Рассчитываю
— Все выполню, — ответил он. — Разрешите выполнять?
Я сделал небрежный жест одними кончиками пальцев.
— Да, все свободны.
Они по-военному быстро поднялись и вышли, сэр Вайтхолд пошел было с ними, я сказал резко:
— Сэр Вайтхолд, а вы куда? Рабочий день еще не кончился!
Он обернулся, губы искривились в усмешке.
— А у вас он когда-то заканчивается?
— У вас тоже безразмерный, — заметил я.
Я навис над картой и всматривался в очертания рек и дорог, он некоторое время молчал, я видел краем глаза недоумение на его лице; наконец он поинтересовался:
— А как начет северных территорий?
— А что с ними? — спросил я.
Он кивнул на карту.
— Вы расчертили земли королевства на четыре части, но только у Найтингейла прямой доступ к его куску пирога. Барбароссе надо ходить через Армландию, а мы весьма настороженно смотрим на короля соседнего королевства… он для нас король-сосед, а не сюзерен!.. а у Варт Генца свои трудности…
— Какие же? — полюбопытствовал я.
— Почти половину тех земель, — объяснил он, — что отошли нашим верным союзникам, занимают владения семьи Лихтенштейнов. Помните, вы видели и даже общались с доверенным лордом герцога Кристофера Ярдшинского, его преданным вассалом Зигмундом Лихтенштейном, что руководил последней атакой на Савуази?
— Помню, — обронил я.
— С ним были его братья, — сказал он, — дяди, а также вассалы. Вы еще сказали, что слоны, а не люди…
Я прервал:
— Короче, барон. В чем там трудности?
Он развел руками.
— Семья Лихтенштейнов не желает попадать под власть Варт Генца! А у них, надо сказать, очень мощные крепости, Гиллеберд сам их проектировал и строил, чтобы там могли разместиться войска и выдерживать долгие осады.
— Это нормально, — прервал я снова, — на границах все строят не просто замки, а крепости. И что за споры? Варт Генц мог бы пообещать какие-то льготы…
Он тяжело вздохнул.
— Варт Генц ослеплен ролью победителя! Потому никаких уступок. Кроме того, все и так обижены, что вам досталось две трети Турнедо, а им — всего клочок. Да и тот, оказывается, отстаивает независимость!
Я сказал сердито:
— Сэр Вайтхолд, разве это наши трудности? Давайте все-таки смотреть, что у нас где горит, а если нет, то где загореться может!.. Или где попытаются поджечь. Вы слыхали про поджигателей войны?
Он начал загибать пальцы.
— Если начинать с любимой вами экономики, то здесь все неплохо, почти все работает. Мы ухитрились захватить страну, почти ничего не нарушив и не поломав…
— Это не наша заслуга, — прервал я. — Гиллеберд выстроил самовосстанавливающуюся систему. И саморегулируемую. Что там дальше?