Ричард Длинные Руки – лорд-протектор
Шрифт:
Я потихоньку подходил ближе, стало слышно даже угрюмое сопение виконта. Лоралея говорила убеждающе:
– Нет-нет, сэр Карлейль, вы не правы!.. Как вы не понимаете, что только полное объединение Армландии приведет к расцвету жизни во всех ее землях!.. Эти таможенные заставы на границах даже крохотных баронств рубят на корню торговлю между городами сильнее, чем разбойники на дорогах!.. Только сейчас наконец-то купеческие караваны начинают робко перевозить товары из одного графства в другое, не страшась, что на границе все отберут…
Виконт морщился, кривился, возражал вяло:
– Дорогая Лоралея, но это же исконное право лордов брать плату за топтание своей земли…
Она всплеснула руками.
– Право? Какое право?
– Установленное нашими предками, – сообщил он.
– А у них было это право?
Он пожал плечами.
– Дорогая Лоралея, наши предки получили это право.
– Как?
– Не знаю, – ответил он с достоинством. – То ли от самого Господа, то ли взяли его острием меча… это неважно!
– Неважно?
– Да. Любое право, если это идет из глубин веков, уже освящено.
Он прав, мелькнула у меня злая мысль. Любая глупость, если ее исповедовали отцы и деды-прадеды, становится священной и неоспариваемой. В самом лучшем случае ее оставляют как знамя, герб или гимн, а живут по новым законам, но все же английская королева что-то там подписывает и произносит какие-то речи перед парламентом. Правда, попробовала бы не подписать или брякнуть не то, что на поданной ей бумажке!
Но здесь лорды настоящие, свои права помнят и так просто отступать от них не собираются. Тем более что чувствуют свою правоту: освящена и закреплена не только памятью предков, но и навязанными прошлым королям законами.
– Любое право на чем-то основано, – возразила она. – Нет, дорогой виконт, я понимаю только то право… и принимаю!.. при котором люди будут жить лучше.
Он буркнул, все так же глядя вниз:
– Люди? Это вон те, которые носят доски?
– И они, – ответила Лоралея с жаром. – Как вы не видите? Если эти люди станут богатыми, то и мы все станем богатыми!
Он покачал головой.
– Не понимаю вас, леди Лоралея. Как можно интересы этого мелкого люда ставить выше интересов могущественных лордов?
Она покачала головой, глаза ее заблестели ярче, и виконт Карлейль не отрывал от них зачарованного взгляда.
– Нет, – ответила она убеждающе, – нет противопоставления! Эти же люди кому-то да принадлежат, на чьих-то землях живут! И чем они богаче, тем больше платят налога…
Он хмыкал, пожимал плечами, не соглашался, а я отступил, вконец ошарашенный. Из личины вышел только в коридоре, ввалился в свои покои, срывая пропотевшую одежду, заорал, чтобы приготовили ванну. Служанки торопливо наполнили горячей водой бадью. Я поскорее забрался и с наслаждением сдирал когтями липкую грязь, а девушки, хихикая и делая вид, что стесняются, скоблили меня тряпочками из грубой ткани.
Когда я, чистый и чуть посвежевший, заглянул в соседние покои, Лоралея уже швыряла там игрушки в разные концы комнаты, а Бобик старался перехватить их в воздухе.
– Поужинаем вместе? – предложил я деловито. – А то у меня такой аппетит разыгрался… Коня бы съел!
– С удовольствием, – ответила она радостно. – Бобика берем?
Я заколебался, Бобик опустил зад на пол и смотрел на меня в требовательном ожидании.
– Только не давать ему ничего со стола, – ответил я наконец. – И не бросать под стол. А если бросать, то придется заказывать на десятерых. Я не знаю, куда в него столько влезает, но жрать может безостановочно.
Она счастливо улыбнулась.
– Бобик, ты приглашен!
Стол с массивным подсвечником в самом центре, три толстые свечи дают яркий оранжевый свет, настоящий яркий и праздничный, не люблю так называемые интимные полумраки.
Сверху огнем солнечного спектра заливает стол и почти всю комнату огромная люстра на сто свечей. Лоралея щебечет, щечки счастливо разрумянились, глаза блестят, веселая и довольная. Я все перебирал ее разговор с виконтом Карлейлем, странно как-то, что с виду безумно красивая, а значит, в такой же мере и безумно пустоголовая женщина так точно и правильно понимает плюсы и выгоды объединения Армландии, а не понимает такой неглупый с виду виконт Карлейль.
– Вам нравится это мясо? – спросила она живо.
– Очень, – ответил я искренне.
– Я сама его готовила, – похвасталась она.
Я раскрыл рот.
– Вы? Благородная дама?
Она удивилась:
– А почему нет?
– Но… гм… кухонная работа… грязная работа…
– Любую работу, – возразила она, – грязной или чистой делает сам человек. Во-первых, мне нравится готовить. Во-вторых, сама вижу, как работает челядь, чем занимается управитель… Кстати, вам тоже придется заниматься кухней! Только государственной. Самое главное при всяком государственном устройстве – поставить дела так, чтобы всякие управители, мелкие и крупные, не могли наживаться.
– Гм… – произнес я.
Она удивилась:
– Вы против? Сэр Ричард, иначе это разрушит страну! Управителями ставят обычно смышленых людей из народа, так как лорды ею брезгают, но когда эти управители становятся богаче и могущественнее лордов, то возмущены и лорды, и народ!
– Только соседи радуются, – сказал я.
– И злорадствуют, – добавила она.
– Гм… – повторил я. – Проблемы коррупции государственного аппарата… я еще над этим не думал… Эта зараза еще впереди…
Семирамида, мелькнула мысль, будучи женщиной, снаряжала походы, вооружала войска, строила Вавилон, покоряла эфиопов и арабов, переплывала Красное море, а Сарданапал, родившись мужчиной, ткал порфиру, восседая дома среди наложниц; а по смерти ему поставили каменный памятник, который изображал его пляшущим на варварский лад и прищелкивающим пальцами у себя над головой, с такой надписью: «Ешь, пей, служи Афродите: все остальное ничто». Лоралея не снаряжает походы, но знает о государственном устройстве больше, чем мои преданные военачальники.
– Вы решите эти трудности, – произнесла она убежденно. – Возьмите этот соус. Не я готовила, но проверила – очень вкусно.
– Спасибо, – поблагодарил я. – Да, приятный запах и обворожительный вкус. Насчет коррупции… займемся, займемся.
Она сказала убежденно:
– Прежде всего нужно издать, и как можно скорее, хорошие законы! Где правит тиран, там не просто дурное государство, там вообще нет государства!
– Гм, – сказал я и поперхнулся куском в горле, – я… плохой тиран?