Ричард Длинные Руки – пфальцграф
Шрифт:
Митчелл захохотал.
— У вас конь или коза, сэр Растер?
— У меня лучший на свете конь, — ответил сэр Растер обидчиво. — Вон сэр Ричард спит и видит, как его заполучить. Уже жалеет, что сразу не взял.
Митчелл спросил заинтересованно:
— Это верно?
— Еще как, — буркнул я. — Ночами не сплю, только жалею. Может, в самом деле забрать? Сэр Растер уже убедил, что конь принадлежит мне…
Митчелл хохотнул, еще не все понял, но увидев, как переменился в лице сэр Растер. Тот заорал:
— Сэр Ричард! Вы обещали мне реванш! Я должен
— Хорошо, — ответил я милостиво. — Как только вспомните, что конь вообще-то мой… вслух вспомните, то сразу и вытаскивайте меч. Реванш состоится при любой погоде.
Сэр Растер подумал, предположил:
— А может, реванш возьму как-то иначе? Бросим кости, к примеру… Или кто дальше плюнет…
— Нет уж, — мстительно сказал я. — Мы же рыцари?
— Слава богу, — проворчал сэр Растер, — что не паладины.
Митчелл хохотнул, явно соглашаясь с Растером. Для них, мелькнула мысль, стать паладинами — как для меня магнатом: и не прочь бы, все-таки возможности, но страшат возросшие обязанности.
На синем безоблачном небе начала проступать, будто выходя из-за незримого занавеса, очень высокая и тонкая башня. Настолько тонкая, что внутри поместится только лестница, а жить либо в подвале, либо на самом верху, там заметное утолщение. Так, комната для одинокого и очень непривередливого холостяка.
Башня сверкает, словно покрыта осколками стекла. Я рассмотрел огромное кольцо из булыжников вокруг башни, внутри кольца перекрещенные пентаграммы, знаки Зодиака, а также непонятные значки, которые я, как и все, называю каббалистическими.
Вряд ли и сам волшебник понимает, какие из этих знаков простой орнамент, а какие в самом деле задевают некие струны в мироздании… или, сказать скромнее, в силовой структуре планеты… нет, еще скромнее, в силовой установке здешнего региона, но мощь у него, похоже, невероятная. В небе над башней широкая дыра раструбом в черноту. Там повисли звезды, холодные и колючие, немерцающие и немигающие, что значит, труба выходит далеко за пределы атмосферы…
Рыцари притихли, мы тихонько проехали мимо, а когда башня осталась позади, Растер пробормотал обеспокоено:
— А чего он…
— Забавляется, — проворчал Митчелл. Лицо его было темнее грозовой тучи, брови сшиблись над переносицей, глаза зло сверкают.
— Что, показался? — спросил я.
— Да, — ответил Растер и опасливо оглянулся. — Вообще-то башня обычно незрима. Чего он сейчас, не понял…
— Защиту ремонтирует? — предположил я. — На время ремонта надо обесточивать…
Растер охнул, я быстро оглянулся. В нашу сторону смотрит гигантское, на полнеба, человеческое лицо, сотканное из белесых линий. Но глаза сверкают ярко, словно утренние звезды.
Рыцари притихли, мне тоже не по себе, но я гросс-граф, потому укрепился голосом и сказал с вызовом в небо:
— И что? Вот так и будем смотреть? Или вопросы какие-то?
Лицо продолжало смотреть с тем же невозмутимым интересом, но мне почудилось, судя по чуть-чуть изменившейся мимике, что мои слова достигли призрачных ушей.
— Ладно, — сказал я громко, — будут вопросы, спрашивай. Нет вопросов? Значит, и так все известно. Тогда не понимаю… Манну тратить некуда? Бери лопату…
За моей спиной охнули. Губы гигантского лица искривились в злобную усмешку. Они начали шевелиться, произносить первое слово, но звездный ветер уже размывал призрачную плоть, лицо деформировалось словно наложенное на поверхность озера, куда бросили камешек, затем растаяло вовсе, оставив медленно исчезающие серебристые нити.
Растер и Митчелл крестились одинаковыми движениями, Растер еще и хватался за амулеты.
Митчелл спросил потрясение:
— Сэр Ричард, вы его знаете?
— Впервые вижу, — ответил я зло. — А кто это?
— Кто-то из магов Ивори Тауэр! Был слух, что они не все погибли, а перешли в другое… ну, вроде призраки, но и не призраки. Призраки не могут, а эти могут… но только как рыбы, к примеру, нас видят на берегу, а вылезти не могут.
— Не перешли, — поправил Растер, — а их сдвинуло. Кто ж по доброй воле перейдет? Все видишь, а зуб неймет.
Они заспорили, Растер оставался мрачным. Встретив мой взгляд, сказал коротко:
— Если бы все так, сэр Ричард! А то ведь умные люди все равно когда-нибудь найдут выход. Человек такая скотина: до последнего издыхания колотится рогами в стену, пока не проломит.
Я невольно покосился на небо. Дыра не дыра, но некий призрачный вихрь, что обращается вокруг оси со скоростью одного оборота в год-полтора.
— Кто знает, — пробормотал я, — может быть, ему там хорошо.
— Было бы хорошо, — возразил Митчелл, — к нам бы и не заглянул.
— А просто от скуки?
— Если скучно, то разве хорошо?
— Да лучше скучать, — пробормотал Растер, — сидя на троне в роскошном дворце, чем вот так… гм… трястись в седле, когда не знаешь…
— Жизнь прекрасна неожиданностями, — возразил Митчелл.
— Ну, это смотря какими…
— Разными! Если будут кормить только медом, не взвоете разве?
Растер вздохнул:
— Не знаю. Меня чем только не кормили, чаще… совсем не медом. Скорее наоборот, да, не медом.
Я все оглядывался на башню. Ничего, сказал во мне внутренний голос мстительно, сейчас посматриваешь сверху, как на жалких муравьев, но это моя земля, мои владения, и я, как всякий деспот, старающийся сосредоточить всю полноту власти в своих руках, перво-наперво жажду сделать все происходящее в моих землях прозрачным. Для себя, конечно.
Так что когда-то схлестнемся, могучий маг, схлестнемся. И хотя защищаться неизмеримо легче, чем нападать, но история учит, что все империи, все государства, что защищались, — пали. Тот, кто защищается, обречен изначально.
Ты будешь служить мне, волшебник. Или снесу твою башню с моей земли по праву хозяина. И мне неважно, признаешь мои права или нет. Злость кипела, я улавливал удивленные взгляды. Растер сказал сочувствующе:
— Неужели задело? — А вас нет? — огрызнулся я. Он пожал плечами: